по спине. Они длинные, блестящие, и я чертовски хочу провести по ним пальцами.
— Ты можешь выбрать сама. Закажи, что хочешь, и принеси мне то же самое.
— Что, если я захочу двойной бургер и пиво?
Мои губы изгибаются в улыбке.
— Тогда я бы сказал, что это звучит чертовски соблазнительно.
— Правда?
— Да. Я не ел хороший бургер с тех пор, как был на футболе в прошлом году.
— У тебя, наверное, классные места?
— Они чертовски хороши. Тебе нравится футбол?
Она пожимает плечами.
— Мне он не очень нравится, это не самое мое любимое занятие. Однако моя мама раньше любила его смотреть, поэтому я иногда включаю игры в фоновом режиме.
— Любила? Теперь ей нравится другая команда?
Глаза Дарьи тут же наполняются слезами. Она подносит руку к лицу, и я понятия не имею, что происходит.
— Извини, — говорит она напряженным голосом. Я встаю и обхожу стол, нежно кладя руку ей на плечо.
— Ты в порядке?
Она кивает, ее губы дрожат.
— Да, — выдыхает она и вытирает глаза. — Иногда это просто поражает меня, вот так внезапно. — Она прерывисто вздыхает и закрывает глаза. Одинокая слезинка скатывается по ее лицу. Мне больно видеть ее такой, и я понятия не имею, что не так. Я отступаю назад и беру салфетку. Она берет ее и промокает глаза.
— Моя мама умерла.
— Мне очень жаль. Соболезную.
— Спасибо. Прошло почти шесть лет, но иногда… Иногда это просто ранит меня, понимаешь?
Я придвигаюсь ближе, борясь с желанием заключить ее в объятия. Чтобы обнять ее и сказать, что все будет хорошо.
— Да, — честно отвечаю я. Я не знаю, на что похоже ее горе, но я знаю, насколько поразительным может быть внезапный всплеск эмоций или воспоминаний. — Это возникает из ниоткуда.
Она смаргивает слезы и смотрит на меня снизу вверх, прямо в глаза. Я наклоняюсь к ней всем телом, не замечая ничего, кроме нее.
То, как этот маленький лимонный амулет лежит прямо над ее грудью. То, как она пахнет цветочным шампунем и свежевыстиранной одеждой. Как быстро бьется ее сердце, стуча в такт моему.
Еще одна слеза скатывается по ее лицу, и я не думаю. Я просто протягиваю руку и касаюсь ее щеки, смахивая слезу большим пальцем. Дарья закрывает глаза и прижимается ко мне. Жар пронизывает меня, и мое сердце трепещет. Она поднимает руку, обхватывая пальцами мое запястье.
Затем звонит телефон, и Дарья отшатывается, быстро моргая и оглядываясь по сторонам. Неужели она тоже забыла, что мы стоим посреди офиса?
— Я… Я должна ответить.
Она шмыгает носом и поспешно выходит из кабинета. Я с трудом сглатываю, понимая, что мое сердце застряло в горле. Я засовываю его обратно под мышку и возвращаюсь к своему столу.
Смотрю через открытую дверь на Дарью. Она что-то записывает, зажимая телефон между ухом и плечом. Ее глаза все еще затуманены, но она взяла себя в руки. У меня такое чувство, что она привыкла это делать — улыбаться и вести себя так, как будто все в порядке.
Она совершенно не похожа ни на кого, кого я когда-либо встречал. Может быть, эти выходные были ужасной идеей? Потому что, как бы сильно я ни старался притворяться, что моя жизнь прекрасна и у меня есть все, что мне нужно, я знаю, что это ложь.
И по какой-то причине Дарья напоминает мне об этом. Может быть, часть меня хочет того, что есть у нее: близких друзей и хороших отношений с семьей. Или, может быть, это потому, что я хочу ее?
Глава 21
— Я люблю вас, — шепчу я, смахивая слезы с глаз.
Пятница. Очень раннее утро. И я уже встала, оделась и готова ехать в аэропорт. Девочки спят на надувном матрасе на полу в Таниной гостиной, и я провела всю ночь, обнимая их и рассматривая их детские фотографии в своем телефоне.
Это жалко, я знаю. Я еду на Алтай, а не лечу на Марс, и это всего на одни выходные. Мы вернемся в воскресенье вечером, так что на самом деле единственный день, когда я не увижу девочек, — это суббота.
Поцеловав каждую еще раз, я делаю фотографию, на которой они прижимаются друг к другу, а затем хватаю свою сумочку. Алекс пришлет за мной машину, и мы встретимся в аэропорту. Машина должна быть здесь с минуты на минуту, и я хочу выйти на улицу, пока собаки не начали лаять и не разбудили девочек.
Если они заплачут и попросят меня не уходить, велик шанс, что в конце концов я сдамся и останусь. Я доверяю Тане. Ради всего святого, она — квалифицированный педагог. К тому же она проходила курс первой помощи и помогает мне с девочками с момента их рождения.
И я, конечно, доверяю своему отцу. Но все же… Они — это не я. Никто не знает моих девочек так, как я. Я их мать… И я ухожу от них.
— Нет, — шепчу я себе. — Прекрати это прямо сейчас.
Я еду в деловую поездку, а не на девичник в Сочи, хотя это и звучит чудесно. Нам тоже было бы полезно провести немного времени порознь. Папе будет приятно взять их к себе на выходные, и у него уже запланированы развлечения на субботу и воскресенье, в том числе поход в зоопарк.
Я подтаскиваю свой тяжелый чемодан к двери, не желая его катить. Стук колес по плитке заставляет собак лаять. Черт! Я отпираю дверь, а затем возвращаюсь, чтобы поцеловать девчонок напоследок.
— Люблю тебя, мамочка, — говорит Вика, на полсекунды приоткрывая глаза.
— Я тоже люблю тебя. Очень сильно. — Я целую ее в лоб, а затем еще раз целую Полину. — И тебя тоже, мой маленький любимый жучок.
Наконец я заставляю себя выйти из дома. Буквально через минуту подкатывает черный «Кадиллак». Водитель выходит и кладет мою сумку в багажник, а затем открывает для меня дверцу. Я удивлена, увидев внутри Алекса.
— О, привет.
Я проскальзываю внутрь, молча проклиная себя за то, что подумала, что смогу накраситься по дороге в аэропорт. Мои волосы тоже все еще заплетены в беспорядочную косу. У меня был целый план: сделать макияж по дороге туда, расплести косички перед входом в аэропорт и распустить волны прямо перед встречей с Алексом.
Но это не значит, что я хотела хорошо выглядеть для него, или значит?
— Привет, — отвечает он. Каким-то образом в этот час он выглядит таким же собранным, как и в девять, когда входит