Да, они с Егором снова зажили под одной крышей, и даже близость у них была, но Егор чувствовал, что жена так и не смогла до конца простить его.
Эти раны, что он, муж, нанес ей когда-то, — до сих пор кровоточат. А вдруг они и не заживут никогда? И будут кровоточить — до самой смерти? С Лиды станется… И в них, в эти раны, до бесконечности можно будет вкладывать пальцы, чтобы убедиться — не заросло. По-прежнему больно.
Вот какая она была, Лида, его жена.
Сложная. Странная. Непонятная.
И все равно — самая родная, самая любимая.
* * *
Это был обычный день начала сентября, когда в городе стояло бабье лето. Тепло, ясно, листва еще не опала и переливалась на солнце яркими красками… Чудесное время. Жить бы да радоваться. Можно прогуляться по центру или съездить всей семьей в парк. Можно смеяться, любить — в унисон с царящей вокруг гармонией.
Но внутри себя Лида никакой гармонии не ощущала.
Она только что вышла из лабораторного корпуса…
Да, кстати, она последовала совету Егора — оставила работу в городской поликлинике и теперь занималась только научными исследованиями. По-хорошему, Лида сама об этом мечтала. Это же здорово — целиком отдаться своему главному делу, полностью сосредоточиться на нем. Тем более, что Егор прилично зарабатывал, и финансово их семья никак не страдала от увольнения Лиды с одного места.
Итак, Лида шла в направлении к метро и думала о том, что теперь она полностью зависит от мужа. От человека, к которому она испытывала… что?
«Господи, да я сама не знаю, люблю я его или ненавижу!» — подумала Лида, подходя к вестибюлю одной из центральных станций метро. Егор, кстати, давно предлагал жене купить машину, но Лида отказывалась. Она панически боялась водить, да и зачем? Все равно лаборатория в центре, а тут пробки на дорогах — круглосуточно. Это у Егора его завод за МКАД располагается, естественно, что мужу на своих колесах удобнее…
Вот и сейчас улицы были забиты машинами! Зато в метро еще относительно свободно.
Лида ступила на эскалатор, и тот плавно стал затягивать ее в подземелье.
«Егор, конечно, хороший человек, — сама себя уговаривала Лида. — Хороший муж и отец. Просто он совершил плохой поступок. Но сам Егор — все равно хороший!»
К слову о плохом поступке… Смешно. Когда окружающие узнавали, что ее муж ушел не к молоденькой любовнице, а к даме в возрасте, да еще с тремя детьми — то как-то задумывались, не спешили осуждать Егора. Бормотали: «О, ну что, тогда это, наверное, настоящие чувства…» Словно возраст и дети были индульгенцией для Светланы и для влюбившегося в нее Егора…
Но это же глупо! Предательство и есть предательство, и не имеет значения — молода любовница или стара, красива или безобразна, есть дети у нее или нет. Полюбил ее всерьез или увлекся на короткое время.
НИЧЕГО не имеет значения, ничего не может служить оправданием. Предал, и все тут. Предал, предал, предал!
Ужасный поступок. Но он, Егор — хороший человек. Но он предал, и потому простить его нельзя…
Лида об этом думала постоянно. Она ненавидела мужа и любила его. Она хотела его простить и — не могла. Как не могла ему простить той пощечины, которую он дал ей во время ее беременности.
Вот точно так же она не могла простить матери Егора того разговора в ресторане, после которого и произошла та ужасная история с угрозой выкидыша.
Его мать. Его мать всегда была против невестки. А как свекровь скривилась, когда после долгого перерыва вновь встретилась с Лидой, в новой уже квартире… И потом еще несколько раз поминала Светлану — какая та милая да славная… Ведь знала же, что Лиде неприятно слышать о бывшей сопернице!
…В вагоне было относительно просторно, хотя все сидячие места заняты. Лида осталась стоять у тех самых дверей, через которые вошла в вагон, прислонилась к ним спиной. Несколько молодых мужчин дремали неподалеку.
С чего им уступать Лиде — молодой, здоровой на вид? Да она и не хотела сидеть. Но вот Егор — тот всегда уступал женщинам (в общественном транспорте, когда приходилось иногда ездить на нем, в очередях в поликлинике, еще где), вне зависимости от их возраста. Таким вот он поведением отличался, старомодно-галантным. Хотя нет, если точнее — непреклонно-рыцарским…
Лида стиснула зубы, чувствуя, что слезы опять близко. И, словно добивая себя, вспомнила вот еще что — Егор любил ее, Лиду, в любом виде. Полной или худой. С макияжем или без. В вечернем платье или домашнем халате. Нет, ему было не все равно, как она выглядит, но он любил ее — всякой. И беленькой, и черненькой.
И это значило, что нет мужчины лучше его, преданней. Все остальные — не то, не то, не то. И лишь Егор — то. Он предал, но он все равно — самый преданный. Так почему же не получается простить его, почему?..
Лида отвернула лицо чуть в сторону, к плечу, чувствуя, как слезы уже предательски щиплют глаза. «Скорее бы остановка, скорее бы выйти отсюда!»
Но поезд все мчался в черном, бесконечном туннеле.
Лиде вдруг стало жутко — просто так, без причины. Слезы пропали. Она повернула голову, бросила взгляд на весь вагон, вернее, на два вагона — между этим и следующим был свободный проход.
Поезд мчался на большой скорости, его слегка потряхивало на стыках. А какой холодный, белый свет у этих ламп, точно в операционной…
Лида вцепилась обеими руками в поручень. Еще мгновение — и она закричала бы в голос. Мелькнула мысль — «ну вот, я окончательно спятила…».
А потом…
А потом что-то грохнуло, вагон дернулся, подпрыгнул, раздался чудовищный, невыносимый для ушей скрежет и вой. Лида удержалась на ногах, но вагон опять тряхнуло, и вот тогда все окончательно полетело в тартарары.
* * *
Егор вернулся раньше обычного. Теща была в доме, жарила блины. Она часто к ним ездила, без ее помощи — никуда.
— Егор, ты пришел? А я вот блины затеяла. Сейчас последний допеку и за Васей в школу сбегаю.
— Зачем? Сам схожу, Вера Петровна. А вы отдыхайте, — заглянул на кухню Егор. В кухне вкусно пахло блинами, негромко бубнил телевизор.
— Зачем мне отдыхать? Ты работаешь, а я чего… Сиди, сиди, милый, Лида скоро придет, лучше ее встречай.
— Хорошая мысль. Я тогда пойду за ней к метро. Сюрприз будет.
— Да, точно! — обрадовалась теща, перевернув блин.
Изображение на экране замерло, потом выскочила новая заставка, а понизу — бегущая строка.
— Что это? Какое-то экстренное сообщение… — пробормотал Егор.
Теща тоже замерла, уставилась с удивлением и страхом на экран.
— Ой, не дай бог… — смятенно пробормотала пожилая женщина. — Мало я этих экстренных выпусков слышала!