Нина все-таки добилась своего и вышла замуж за Диму Пашечкина. На этот раз Дима отвертеться не смог — Нина забеременела и тем самым отрезала гениальному программисту все пути к отступлению.
Сидоров уволился и вскоре уехал в Израиль. Он сам от себя этого не ожидал, но ему очень хотелось избавиться от всего того, что напоминало ему об Оле — от компьютера на работе, от закадычного друга Айхенбаума, от того кафе через дорогу, где они обедали втроем, от сладковато-дымного московского воздуха, от этого акающего говорка, который звучал на каждом углу… Он поселился в кибуце, стал говорить и даже думать только на иврите и целый день проводил на банановых плантациях. Он был всем доволен, и лишь солнце, слишком яркое, иногда досаждало ему. Он написал Айхенбауму, что сделал обрезание.
Айхенбаум получил наследство после смерти своего троюродного дяди, немецкого миллионера, и тоже уволился из конторы. Он решил на одном месте долго не засиживаться и отправился в путешествие по Европе, стараясь ни в чем себе не отказывать. Как-то в Голландии он снял сразу аж трех дам известной профессии… А в Богемии, на каком-то деревенском празднестве, он увидел цыганку. Она была еще молода и даже хороша на любителя — правда, если ее как следует отмыть, в каких-то немыслимых лохмотьях. Она плясала в пыли, у дороги. И что-то знакомое было в ее ломаных, странных движениях… Потом, в Египте, отдыхая после спуска с пирамиды, Айхенбаум вспомнил этот танец и написал пальцем на горячем песке: «Amata nobis quantum amabitur nulla…»[1]
Потапенко купил подержанный джип и женился на внучатой племяннице Мичурина.
Примечания
1
Возлюбленная нами, как никакая другая возлюблена не будет. (Цитата из Евангелия.)