места их свадьбы потряс ее до глубины души. Наверное, возможно… в мечтах, снах… в прошлом… в тайниках сердца она грезила о подобном. Свобода… воля… Ветерок с реки холодил ее тело под платьем. Косуху она сняла во время свадебной церемонии.
Гектор надел ей на палец кольцо. Поцеловал ее руку. Она надела ему обручальное кольцо из железа. Не дожидаясь слов свадебного регистратора, он властно привлек ее к себе, и они начали целоваться на глазах у всех.
– Огромное спасибо! Если что – звоните, обращайтесь, всегда ваш! Благодарен! – Гектор, наконец-то оторвавшись от ее губ, приложил руку к сердцу. – Моя прекрасная жена… мы с ней… Она теперь моя навсегда!
– Молодожены! Не забудьте документы! Цветы! – захлопотали провожающие. Загрузили в багажник внедорожника корзины с розами, в одну положили бутылки дорогого шампанского.
В машине Катя прижимала к себе букет лотосов. Ее захлестывали чувства.
– Жена к мужу, – серые глаза Гектора сверкали. – Да? Катенька? Наш дом здесь.
До третьей линии Серебряного Бора они домчали за пять минут. Гектор пультом открыл ворота и въехал на участок. Тишайшая картина предстала их взору – его отец Игорь Петрович сидел, укрытый пледом, в инвалидном кресле на лужайке под старыми липами. Рядом, на скамейке за садовым столом, расположилась сиделка, она чистила яблоки ему на компот. Ее старая подруга-горничная вернулась насовсем к своим внукам в Ярославль. Гектор выпрыгнул из машины, помог Кате с букетом выбраться. Держась за руки, они подошли к отцу и сиделке.
– Папа, мы с Катей сегодня поженились, – объявил Гектор, его голос охрип от волнения.
Ничто не отразилось на худом, бесстрастном лице больного генерал-полковника Борщова. Он глядел сквозь них вдаль.
– Поздравляю вас! – воскликнула сиделка. – Гектор Игоревич… Катя… Любви вам! Добра и много радости!
– Шампанское в корзинке, Анна Сергеевна, достаньте, пожалуйста, и бокалы нам всем, – попросил ее Гектор.
Сиделка поспешила в дом за бокалами, затем к машине. Катя приблизилась к отцу Гектора. Опустилась на колени перед инвалидным креслом, взяла старика за руку.
– Игорь Петрович, я люблю Гектора, – произнесла она. – Спасибо вам большое за него. Он – все для меня. А вы, его отец, – часть нашей с ним жизни.
Генерал-полковник Борщов, по обыкновению, молчал. Но внезапно Катя ощутила легкое касание – старик погладил указательным пальцем ее пальцы.
– Совет да любовь! – Сиделка, смахивая слезы, откупорила шампанское, разлила его по бокалам.
Они втроем выпили. Сиделка хлопнула свой бокал о землю.
– Горько! Осколки потом соберу! – возвестила она новобрачным, их дому, забору, заросшему саду, руинам бывшей маршальской дачи, воробьям, дальним соседям, всему Серебряному Бору и вечернему небу.
Катя сама сладко поцеловала Гектора в губы. Он легко вскинул ее на руки.
– Ну, вы нас теперь извините, – объявил он. – Доброго вечера… то есть спокойной ночи…
– А свадебный торт? – встрепенулась неугомонная сиделка. – Где он? Я его в багажнике не нашла. Гектор Игоревич, надо же в холодильник!
– Забыл про торт. Виноват. – Гектор обернулся на пороге дома, держа Катю на руках. – Если можно, потом… позже поесть нам на столике прикатите наверх, оставьте у двери. У нас с моей женой со вчерашнего вечера ни крошки…
У себя на втором этаже он отпустил Катю. Она оглядела знакомый ей лофт-спортзал с силовыми тренажерами, татами, боксерской грушей, кожаными диванами, его солдатской железной койкой. И своим большим фотопортретом напротив нее на кирпичной стене. Жена к мужу… Теперь ее дом там, где он.
Гектор включил их песню: Брайан Ферри.
Катя вспомнила их самый первый танец вдвоем – в пустой гостинице полумертвого Староказарменска.
Back to black.
Они – муж и жена – любили друг друга.
Неистово. Нежно.
Потеряв счет времени.
Забыв обо всем.
Глава 24
Не Якудза
Господин советник Абдулкасимов сидел в кабинете и созерцал в окно внутренний двор посольства. Чирикали воробьи, из гаража шофер выгнал лимузин посла с флагом. Абдулкасимов минуту назад прочел подробную справку, присланную ему из Бишкека. Информация касалась деда убитого инженера Нур Абдуллы Шахрияра и еще одной особы. Деда инженера звали Дауд Шахрияр, он являлся младшим братом фотографа Юсуфа и единственным оставшимся в живых членом пропавшей русской экспедиции 1931 года. Во время трагедии ему было всего пятнадцать лет, а в 1939-м – в год его зверского убийства – исполнилось двадцать три. Несмотря на врожденную глухонемоту, он успел жениться на своей троюродной сестре-уйгурке и родить сына. А затем жаркой, душной августовской ночью произошли события, описанные в подробной справке из архива.
Август 1939 года, Каракол.
– Поймали ее! Держите, а то сбежит!
– Воду несите, соседи! Дом полыхает! Вся улица сгорит! Тушите пожар!
Возле глинобитного дувала на узкой улице Каракола, в темноте, в свете зарева, суетились люди. Дом во дворе за стеной скрылся в густом дыму, в небо вздымались языки пламени, летели искры. Огнем занялась и пристройка, где раньше во время НЭПа братья Шахрияры держали частное фотоателье и лавку фототоваров. Лавка и ателье давно закрылись, пристройку Дауд Шахрияр использовал под склад и сарай.
– Она его ударила по голове кетменем! И облила керосином! Подожгла! – истошно орали люди во дворе горевшего дома. – И его жену пыталась сжечь! Ребенка спасите!
Двое соседей сорвали с себя ватные халаты и набросили на дико кричавшую окровавленную женщину, бившуюся на земле у абрикосового дерева, – ее распущенные волосы лизало пламя, ночная рубаха с длинными рукавами тлела. Женщина успела отшвырнуть от себя подальше полуголого младенца, но объявшее ее пламя обожгло и его, и он заходился истошным плачем. Возле горящего дома валялся на земле черный обугленный труп. Соседи с ужасом взирали на него – останки молодого Дауда, увлекавшегося фотографией. В воздухе стоял сильный запах керосина, гари. Клочья удушливого дыма ползли к соседним домам. В переулок спешно пригнали ишаков, нагруженных кувшинами и бурдюками воды. Соседи уже не надеялись погасить пламя в доме Дауда и пристройке. Они поливали водой дувалы, крыши и стены своих домов, спасая их от летящих в ночи искр.
Шум, крики, проклятия…
Разъяренная толпа волокла за волосы по улице растрепанную, избитую женщину в голубом грязном чапане.
– Убийца! Смерть ей!
Сквозь толпу продирались сотрудники милиции в замызганной изжелта-белой туркестанской форме, участковый в фуражке. С запозданием явилась на двух телегах пожарная команда.
– Дайте дорогу пожарным! – орали милиционеры. – Расступись!!
Избитую женщину швырнули на землю. Толпа окружила ее. Подоспел участковый.
– Отставить самосуд! Люди! Опомнитесь! – кричал он, выхватил из кобуры револьвер и выстрелил в воздух.
Толпа отпрянула, но затем снова надвинулась.
– Она его убила кетменем! Мотыгой, прямо во дворе! – орали соседи. – Дауд с женой сидел вечером в саду из-за духоты. Жена его нянчила малыша. Эта тварь вошла через калитку и набросилась на них, подобно бешеной собаке! Она облила тело мертвого Дауда керосином и подожгла! Погналась с кетменем за его женой. Мы все слышали ее крики. Она ее ударила кетменем в спину, сбила