ответил Гущин. – Мы вообще с великим трудом установили его фамилию именно из-за отсутствия при нем документов и личных вещей.
Кашгаров кивнул и спросил:
– Вы заберете найденное в отеле? Или посольство может вернуть вещи Шахрияра…
– Кому? – усмехнулся устало Гущин. – Если его единственный сын в китайской тюрьме? Кстати, а где жена инженера?
– Умерла, давно еще. Господин советник сразу выяснил, – ответил Кашгаров. – Да, некому вручать пока имущество нашего гражданина. Даже для светлой памяти о покойном.
Когда они покинули «караван-сарай», Кашгаров продолжил деловито:
– Второй убитый, наш гражданин Мирлан Омуралиев… Какое имущество осталось после него? У него семья, жена. Посольство отправило бы вещи родственникам.
– Его раздели догола, – ответил Гущин.
– То есть? Зачем? – опешил Кашгаров.
– Пока неизвестна цель убийцы. Труп Омуралиева найден на пустыре без одежды и обуви. Без документов и других вещей.
– Его столь варварски обыскали? – Кашгаров изумлялся все больше. – Но для чего? Он, по информации его семьи, переданной господину советнику местной милицией, бедный простой человек, многодетный отец. Долгое время находился без постоянного заработка.
– У него свистнули одежду и обувь. Наверное, тоже обездоленные люди… его сородичи. То есть, я хотел сказать, сограждане. Вдруг нелегалы? – ответил доверительно полковник Гущин.
О содержимом желудка «гонца» он решил пока не извещать ни любопытного переводчика, ни его босса – «господина советника» с лицом якудзы и плечами штангиста.
Глава 22
Токсикология
Распрощавшись с переводчиком Кашгаровым в Теплом Стане – тот вызвал такси, собираясь дальше по своим делам, пообещав прислать переведенный запрос в самом ближайшем времени, – полковник Гущин вернулся в главк. Размышлял о фигурантах, поглядывая из окна на здание зоомузея. «Гонец» из Шалаево интересовал его не меньше потомка уйгурского фотографа из тридцать первого года. Гущин думал: «Омуралиев на пустыре выпил слабительное. И его убили ударами по голове. С какой целью? Помешать ему выудить из своего желудка товар? Не допустить передачи наркотика? Но кому? Неужели Елене Красновой, пославшей нас к нему в Шалаево? Или другому человеку? Еще неизвестному нам?» Гущин нетерпеливо ждал результатов исследования капсул, удивляясь, отчего криминалисты тянут резину.
Ни Катя, ни Гектор Борщов не объявились за целый день. Полковник Гущин не желал признаться самому себе – он ждет их звонка, предложения о встрече насчет новостей по их общему делу. Он твердил себе: они не нанимались вечно помогать. Катя в отпуске, а Борщов… Троянец лишь ради нее старается. Гущин уговаривал сам себя, но испытывал почти детскую обиду на них: бросили его на середине пути…
На следующий день они снова не звонили ему. Пропали! Исчезли! А он не желал обращаться к Борщову сам – даже когда вдруг пришли неожиданные новости по Юлии Осмоловской. Гущин решил «пробить» ее по банку данных просто наугад, наудачу. Его зацепила Катина фраза – вдова вроде не та, кем кажется.
– А у нас на пенсионерку Осмоловскую в картотеке немало информации, Федор Матвеевич, – огорошил его оперативник, осуществлявший проверку.
– Она ранее судима? – изумился Гущин.
– Муж ее, Илья Осмоловский, еще в восьмидесятых дважды привлекался по статье за валютные операции, спекуляции с валютой и чеками из «Березки». Свой второй срок, в восемь лет, он не досидел – статью из кодекса потом убрали. Он вышел на свободу. На него поступала информация: он держал подпольные букмекерские конторы на подставных лиц и долгие годы владел еще и фирмами микрозаймов. Он черный ростовщик, Федор Матвеевич, фирмы для микрозаймов – ширма. А жена была его помощницей во всех делах, правой рукой. Правда, в последние восемь лет они оба отошли от крупных дел из-за преклонного возраста. Сам ростовщик умер, но связи его сохранились. Юлия Осмоловская до сих пор в нашем банке данных.
– Ничего себе! – хмыкнул Гущин, вспоминая вдову из Вороново и ее слова о втором муже. – Ее первый благоверный – переводчик с китайского, он погиб в Киргизии в шестьдесят втором году при невыясненных обстоятельствах.
– О ее первом муже у нас в банке данных ничего нет, – ответил ему оперативник. – Зато есть кое-что еще на Осмоловскую. Ее соседи по даче в Вороново – администратор симфонического оркестра и его жена-скрипачка – в июне написали на нее заявление в полицию. Обвинили ее в отравлении пестицидами двух своих сторожевых собак. Я созвонился с участковым из Вороново, они ж теперь Москва. Собаки якобы во время прогулки напали на старуху, не покусали – они были в намордниках, – но повалили на землю, напугали сильно. Участковый сказал: на псов и раньше жаловались другие соседи. Затем кто-то дал им отраву, перебросил через забор мясо с пестицидами. Администратор оркестра и его жена обвинили именно Юлию Осмоловскую – якобы она им угрожала прикончить собак. Но участковому вдова все категорически отрицала, возмущалась клеветой. Имелись и другие подозреваемые соседи, и немало.
Полковник Гущин все внимательно выслушал. Вспомнил тон Осмоловской, пославшей его матом по телефону. А затем ее голос, когда она говорила: «музейные крысы», «обрюхатить баб»… Вдова переводчика Велиантова из Вешняков, племянника ученого-орнитолога, и… по второму мужу – кто? Старуха-процентщица? Черная ростовщица? Отравительница собак?
Гущин сидел в кабинете главка, затворившись от всех. Думал. Вытащил мобильный и уже собрался сам позвонить дерзкому Троянцу – ему не терпелось поделиться новостями. Но… убрал телефон в карман пиджака. «Не стану я им первый кланяться. Они заняты друг другом. Им до меня нет никакого дела. А я – в потемках». Он опять разозлился! Неужто без помощников-доброхотов он уже ни на что не способен? Нет, он сам все раскроет, один всех изобличит…
Мобильный зазвонил в кармане. Полковник Гущин было подумал: «Все же я нажал номер Борщова, и звонок прошел – и вот он мне отвечает».
– Алло, Гектор Игоревич!
– Здравствуйте, это я. С Гектором у меня до сих пор связи нет, хотя я ему отправил мейл, он его даже не читал.
Полковник Гущин узнал голос спеца-токсиколога.
– У вас уже есть данные по Красновой, дружище? – спросил он.
– Я подтверждаю первичный вердикт – антидепрессант в ее крови и нейролептик. Приличная доза. Но еще присутствует и другое вещество.
– Какое? – насторожился полковник Гущин.
– Джин фумигант.
– Алкоголь? Джин?
– Нет, – ответил спец. – Пестицид, включающий в себя фосфин и фосфид алюминия. Тоже солидная концентрация. Препарат широко применяют в сельском хозяйстве, в помещениях и при перевозках для уничтожения многих вредителей – от насекомых до грызунов. От кротов, например. Он в свободном доступе, его можно приобрести в аэрозолях и таблетках.
– Яд? – переспросил полковник Гущин.
– Именно. Елена Краснова умерла от острой сердечной недостаточности. Пестицид вместе с нейролептиком сыграл роковую роль.
– Лекарства Краснова пила сама, добывала их у врача, – ответил Гущин. – Их нашли в ее сумке. А вот яд… пестицид, когда она могла его получить?
– Непосредственно в день гибели или же за два-три-четыре дня. Он не скоро выводится из организма. Судя