Ее.
Чужую.
Всю, которую она приняла в себя с момента встречи с Максимилианом Спенсером.
Страшно не было. Было странно. Странно наблюдать, словно со стороны, как эта субстанция алыми искрами выходит через поры образует вокруг них сверкающий кокон, в котором становится легко и невесомо. И вот — тела уже нет, только сознание; яркий зеленый взгляд и пальцы скальда, которые кажется держат ее замирающее сердце.
****
— Ну, все, открываем глаза. Все!
— Говорила, что она тебе не поверит! Надо было поспорить на деньги…
Олив с шумом выдохнула, тяжело ощущая вернувшийся вес тела и сильное головокружение. Попыталась вырваться из крепких ладоней, удерживающих ее голову.
— Да отпусти, а то она сейчас сблююет, — засмеялась Одри.
Олив открыла глаза и с облегчением низко опустила голову — круженье тут же прекратилось. Осторожно выпрямившись, девушка подняла взгляд на Эгиля, поддерживающего ее за плечи. Продышалась, повернулась на голос вампирши.
— Чему ты так рада, Одри?
— Всегда приятно лишний раз убедиться в человеческой глупости. На этот раз — в твоей, феечка. Усади ее, колдун, а то свалиться еще в твоем неуютном подпространстве…
Здесь и впрямь было неуютно: хмуро, сыро, кругом какие-то елки-палки-бурелом, среди которых Олив заметила лиственные кипарисы, как на Ред Ривер, недалеко от Техаса. Но это был не Техас и, конечно, не кипарисы. Трава под ногами была абсолютно изумрудной, такой же, как и небо над головой с двумя блеклыми солнцами невысоко над горизонтом. Однако, воздух был чист и вкусен, наполнен только влажной свежестью и природными лесными запахами.
Одри сидела на мягкой травяной кочке в позе лотоса и щурилась, разглядывая прибывшую пару. Ее лицо было спокойно и отрешенно, в отличие от интонаций и взгляда. Судя по влажным волосам и каплям на коже куртки и брюк, она здесь давно, но никаких признаков нетерпения не видно. Впрочем, вампиры могут ждать вечно.
— Ты тоже изгой, феечка, или — …? — лениво проговорила вампирша.
— Или, — за Олив ответил скальд.
— Нам надо поговорить, Одри.
— Не имею ни малейшего желания, — отрезала та. — Пусть придет Арн.
— Какая его часть? — странным хриплым шепотом выплюнула ей в лицо Олив, внезапно оказавшись рядом, и опуская руки ей на плечи.
Вампирша почувствовала, как уходит в землю, и выдавила, едва сдерживая страх:
— Остановись. Пожалуйста! Я все поняла.
Эгиль тяжело опустился в траву, трансформируясь.
На этот раз это был грифон.
Олив сердито бросила:
— Мог бы и потерпеть!
— Нет. В этом мире мне трудно поддерживать человеческий образ. Как и тебе. Разве ты еще не поняла?
Олив подняла глаза. Слушать его клекочущую речь было неприятно, но в ней самой и правда происходила перемена, которую нельзя было не заметить.
В ней происходила перемена, напугавшая четырехсотлетнего вампира, которым была Одри.
Ливия убрала руки и опустилась на траву рядом с вампиршей.
— Надеюсь, ты поняла, что договариваться надо со мной. А не с кем-то еще.
— Ччерт. Ты и впрямь считаешь себя всесильной?
— Нет. Ты же умная, герцогиня! Что для тебя всего дороже? Ну, кроме существования, конечно. Только не говори, что Арн — лирику мы оставим на потом. Если дойдет.
— И, если вы меня не убьете?
— Можно и так сказать, — проклекотал колдун.
— Эгиль, у меня просьба: побудь, пожалуйста, глухонемым! Дай дамам разобраться.
Ливия снова обернулась к Одри.
— Ну, так как?
— Ты знаешь ответ. Власть.
— В какой форме?
— Не поняла?
— Предпочитаешь скрыто манипулировать «коллегами» и людьми, или как Максимилиан — ассимилироваться в самых верхних эшелонах человеческой власти? Или… некий третий вариант?
Одри с изумлением выслушивала «маленькую фейрийскую шлюшку» брата, в которой никак не предполагала прозорливости и осведомленности.
Ей было невдомек, что Олив и сама не ожидала того потока информации, который хлынул в ее мозг с момента перемещения в эту реальность Эгиля. Вероятно, это была ментальность Одри, до сих пор закрытая от нее, как и ментальность любого вампира. Повлияла ли измененная реальность, или это открылись ее новые способности — ей было все равно. Информация Одри многое проясняла и меняла.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
И Олив хотела договориться. Потому что им было о чем договариваться. Она чувствовала то же желание и в сестре Арна, которая собралась и настроилась на деловой тон.
— Спенсер выбрал верный путь, но лишен «команды поддержки». Это очень плохо — люди обязательно попытаются его обыграть… Те люди, которые действительно правят миром.
Она помолчала, пристально вглядываясь в Олив.
— Ты ведь понимаешь, что дело не в официальных правительствах и отношениях человеков и вампиров?
— Имеешь в виду теневую власть и скромные фамилии на верхушке Форб? Я именно о них и говорю, как о третьем варианте.
— Да. Я предпочла бы такой вариант. Но это непросто.
— Хочешь сказать, что среди них нет ни одного из «ваших»? — хмыкнула Ливия.
Одри вопросительно подняла брови.
— Из вампиров, — сердито и нетерпеливо бросила Олив и снова услышала в голосе рычащие ноты.
Совсем как у Арна, когда тот «зверел».
Услышала их и Одри. Но промолчала, пряча загоревшийся взгляд.
— Есть. Но они не признают связи. Они другие. GSR — их детище.
— Как Маркус Корнелиус? — Ливия вцепилась в зрачки Одри, пробираясь ей в мозг — та даже отшатнулась. Потом сглотнула и молча кивнула.
Эгиль в обличье грифона не смог удержать безразличия и каркнул мерзким павлиньим голосом. Потом потоптался львиными лапами и, хлопнув крыльями, извинился.
Девушки даже не обратили на него внимания.
— Значит, Маркус может быть жив, и может быть среди них, — подытожила Олив.
— Маловероятно. Потрошитель разорвал его у меня на глазах, — медленно произнесла Одри.
— Од-ри, — по слогам произнесла девушка, — кого убил ваш съехавший потрошитель мы не знаем. И не будем терять время на рассуждения. Все, близко знавшие Корнелиуса — мертвы.
Она помолчала, словно сомневаясь, продолжать ли тему, но все же добавила:
— Кроме меня.
Одри кивнула.
— Давай договоримся. И каждый получит то, что хочет.
— Очень трудно будет обмануть Цинну, — тихо откликнулась Одри.
— Не придется. Никакой повторной клятвы на крови не будет. Если я открою Портал.
Одри поколебалась — взвизгнула молния куртки, и, распахнув полы, вампирша попросила:
— Сделай то, что сделала с моим братом. Сделай напрямую — теперь кровь Предвечных тебе не угроза.
«Теперь ты сама — угроза, — подумала Одри. — И я предпочту играть на твоей стороне. Или на стороне тех, кто на тебя поставил».
«Ты знаешь, что я теперь тебя слышу?»
«Да».
«И если сделаю, что ты просишь, связь будет еще сильней, и ты уже не будешь прежней?»
«Да».
Ладони девушки легли на холодную кожу ее беломраморной груди. Олив вновь взглянула ей в глаза.
— Ты можешь почувствовать биение сердца. Или тепло. Или боль. Не бойся. Со временем ты станешь это контролировать. Ты не станешь человеком.
— Я знаю, кем стану, феечка. Меня это устраивает. Давай.
***
Арн сделал ненужный вдох и огляделся: в беседке у бассейна они с Цинной остались вдвоем. Моррис замер в дверях гостиной и со странным выражением смотрел ему в лицо.
— Что? — непонимающе поднял бровь Северянин.
— Если вы закончили, может, поинтересуешься, где моя сестра?
— Что-то случилось? — начал подниматься викинг.
Цинна взглянул на него с интересом.
— Полчаса назад, проходя мимо меня с Эгилем и Одри, она сказала, что ваши мысли, как назойливые пчелы — жужжат и жалят, не хуже человеческих. Поэтому она пойдет и утопится. Ну, то есть «заляжет на дно» — она теперь так отдыхает.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— «Наши мысли»? — фыркнул Цинна. — Мысли вампиров?
— Ну да, — ничуть не смутившись, подтвердил Моррис.