И нельзя сказать однозначно, почему так происходит, нельзя создать единое правило, потому что в каждом случае огонькам мешает что-то свое.
– Ты все тот же, прежний Помпилио – герой из сказки. – Лилиан сдула пену с плеча и вновь откинулась назад, вернув голову на грудь мужчины. – Ты даже не представляешь, насколько это замечательно.
Он представлял. Он очень хорошо представлял, потому что сейчас, лежа в теплой ванне и обнимая любимую женщину, чувствовал себя счастливым. Полностью, без всяких скидок, позабывшим обо всем на свете, счастливым человеком. Сейчас ему было достаточно того, что Лилиан рядом, что они вместе. Что он может в любой момент поцеловать ее волосы или провести рукой по хрупкому плечу…
Помпилио поцеловал светлые волосы девушки и нежно провел рукой по ее хрупкому плечу. Лилиан довольно потянулась.
– Если я – герой, то ты – принцесса из сказки. Восхитительно прекрасный цветок, который…
Он сбился.
– Не начинай, – попросила девушка. – Нам очень хорошо, так что не начинай. Не сейчас.
– И сейчас, и всегда, – упрямо произнес Помпилио. – Я хочу, чтобы нам было еще лучше.
– Лучше, чем сейчас, не будет.
– Почему?
– Потому что счастьем нужно наслаждаться, а не обсуждать его.
Она тоже счастлива. Не просто довольная, не просто насладившаяся – она счастлива. Потому что он рядом. Герой из сказки. Потому что их огоньки радостно вспыхивают, оказавшись друг подле друга. Потому что…
– Я проклинаю себя за то, что не был тогда достаточно настойчив, – прошептал Помпилио, крепко прижимая к себе девушку.
– Я приняла решение, твоя настойчивость ничего бы не изменила.
– И всё равно я хотел бы повернуть время вспять.
– Ни за что.
День Всех Даров заканчивался. Точнее, подходила к концу карнавальная неделя, наполненная весельем, развлечениями и грехами. Лилиан, несмотря на приставленных отцом матрон, ухитрялась видеться с Помпилио едва ли не ежедневно. Не на людях, разумеется – танцев и забав ей хватало, а наедине. Поцелуи в обвитых плющом беседках и под мостами, в укромных уголках и… Помпилио трижды ухитрялся пробираться в ее комнату. Трижды они становились обладателями упоительно огромного количества времени: с полуночи до рассвета. Времени, которое принадлежало только им.
Догадывался ли кто-нибудь об их связи? Матроны были обмануты, а остальные особенно не приглядывались, поскольку в карнавальную неделю все занимались тем же самым.
Но День Всех Даров заканчивался, сводящая с ума сказка подходила к концу, и для некоторых любовников настало время серьезного разговора. Или друг с другом, или с родителями, или со свахами.
Их с Помпилио разговор состоялся в одной из беседок знаменитого Сада цветов, в окружении тысяч белых роз, чей распутный запах туманил голову почище лилий. Они были одни, и Лилиан услышала слова, о которых мечтает любая девушка: «Я тебя люблю».
И даже чуть больше:
– Я прошу твоей руки, Лилиан. – Помпилио пришел на встречу неожиданно серьезным и собранным. Даже слишком серьезным и слишком собранным. Он нервничал. Не сомневался в ответе, но все равно нервничал. – Если скажешь «да», я сегодня же пойду к твоему отцу.
Который будет счастлив заполучить в родственники адигена из рода Кахлес. Родного брата лингийского дара, человека, входящего в элиту элиты. Отец мог быть счастлив, но он так и не узнал о состоявшемся в Саду цветов разговоре.
– Нет, – тихо ответила Лилиан.
Может, именно поэтому Помпилио ненавидит розы?
– Почему? – Вопрос прозвучало очень горько. Прошло три года, но рана не зажила. – Почему?
– Потому что я уже тогда была умницей.
– Умница вцепилась бы в меня мертвой хваткой. Собственно, они и пытались. – Помпилио обвил руками девушку и прижался щекой к ее щеке. – А тебе был нужен я. Не брат лингийского дара, не Кахлес, а я. Я видел, Лилиан, я чувствовал. И поэтому сделал тебе предложение.
– Ты – мой герой, Помпилио, – тихо ответила девушка. – Мой рыцарь, мой идеал, а выходить замуж за героев глупо. Мы зажили бы в замке Даген Тур, у нас появились бы дети, а ты наверняка сделал бы блестящую карьеру в Лингийском союзе. Но это был бы не ты.
– Не герой? – хрипло спросил Помпилио.
– Герой, но другой, – спокойно ответила Лилиан. Она уже справилась с волнением, ее голос стал громче, увереннее. – Ты знаешь, что еще не обрел себя. Ты смог бы стать хорошим мужем и хорошим отцом, заставил бы себя стать, потому что сильный. Но это был бы не ты. Мы оба это знаем. И еще мы знаем, что ты мечешься по Герметикону не потому, что услышал от меня «нет». Все началось гораздо раньше, и пока не закончится, ты не остановишься. Ты хочешь быть счастливым, Помпилио, но начинать нужно с себя. Сначала разберись с собой.
– Я хочу быть с тобой.
– Я знаю.
– Я не лгу.
– Мне – нет. Ты лжешь себе. – Лилиан выскользнула из объятий, повернулась и теперь смотрела мужчине в глаза. – Я хочу тебя настоящего, Помпилио, а не тебя, пытающегося быть счастливым. Я хочу так, потому что люблю тебя. Но ты до сих пор не смог совладать с собой, а я не могу больше ждать.
– Стань моей женой, Лилиан.
Он не знал, что сказать еще.
– Только на эту ночь, Помпилио, – прошептала девушка, прижимаясь к нему всем телом. – Только на эту ночь…
* * *
Самым роскошным и дорогим кварталом Зюйдбурга по праву считалась «Золотая горка» – цепочка белоснежных адигенских вилл, стоящих на высоком, почти отвесном берегу Мериссы, с которого открывался потрясающей красоты вид на нижний город и уходящую на север равнину. Утопающие в зелени дома принадлежали адигенам и только адигенам, это были родовые усадьбы крупнейших землевладельцев загратийского юга, и попасть в их компанию можно было только одним способом – быть адигеном. Несколько раз купцы и промышленники приценивались к виллам, предлагали умопомрачительные суммы – до полумиллиона цехинов, но неизменно получали отказ. Если адигены и продавали дома на «Золотой горке», то исключительно своим, пусть даже и за меньшие деньги – таковы были правила игры.
И еще одним правилом, на этот раз архитектурным, была привычка строить дома как можно ближе к обрывистому берегу и обязательно устраивать открытую террасу, нависающую над текущей далеко внизу Мериссой. Террасы были столь же обязательным элементом домов «Золотой горки», как титул хозяина. На них устраивали шумные приемы и танцы, объяснялись в любви, назначали дуэли или же просто сидели, наслаждаясь видом на равнину или переполненное звездами небо.
Террасы над обрывом стали одним из символов зюйдбургских адигенов. Шутили, что на них они проводили больше времени, чем в постелях.