– Саммер предлагает пятьсот цехинов, – продолжил посредник.
– А почему он не обратился к полицейским или военным? За пятьсот цехинов его на бронетяге до сферопорта довезут.
– Или до ближайшей канавы, – хмыкнул Форман. – Саммер понимает, что затянул с отъездом и верить теперь никому нельзя. Полицейские, военные – они тоже люди, им надо думать о себе.
– А ты, значит, образец добродетели?
– Мне Саммер тоже не доверяет, – не стал скрывать Форман. – А вот ты, Феликс, человек известный. Все знают, что ты держишь слово.
Вот всё и разъяснилось.
Кроме одного: для чего глупый ювелир обратился к Форману? Неужели нет у него скользких помощников, способных отыскать в Отлитом Хуссе пятерых приметных вуленитов? Наверняка есть. Или помощникам Саммер тоже не доверяет? Не доверяет, получается. Впрочем, правильно делает, сейчас на Заграте прошлые заслуги и оказанные благодеяния не в счет. Сейчас каждый за себя. И, поговорив с бамбальеро, помощник мог тут же отправиться к Форману – поведать о наклевывающемся дельце за долю малую.
В «Радостной манявке» наконец-то загрохотало. Менсалийцы метнули в недругов табуретку, те ответили бутылками, девки завизжали, полилась первая кровь. Все нормально, обычный вечер.
Вебер поправил шляпу и принял решение:
– Передай Саммеру так: если побежит сегодня ночью, мои услуги будут стоить пятьсот цехинов, а вот начиная с завтрашнего дня поездка до сферопорта обойдется ему в тысячу.
* * *
Арендованный Лилиан особняк принадлежал королевскому ювелиру Саммеру и располагался на тихой Парковой улице, неподалеку от собора Святого Альстера. Дом был построен в те давние времена, когда переселенцы только осваивались на Заграте, а потому делали упор на надежность и защищенность жилищ, а не на их красоту. В те давние времена, когда Заграшлосс еще был настоящим замком, а весь Альбург состоял из пяти кварталов.
Толстые стены двухэтажного особняка прорезали узкие окна, больше похожие на бойницы, а небольшой сад окружала высокая стена – несмотря на многочисленные перепланировки, здание упрямо сохраняло родовые черты укрепленного поста. Зато к внутреннему убранству особняка не смог бы придраться даже самый взыскательный адиген. Умный Саммер понимал, что сможет выгодно сдавать дом только в том случае, если его обстановка заставит позабыть о неказистой внешности, а потому не поскупился. Древние стены покрывали панели из редких пород дерева, полы устилали дорогие хансейские ковры, изысканную мебель привезли из Кааты, а невероятной красоты хрустальные светильники – с Анданы. Внутри особняк казался фрагментом дворца, а потому недостатка в арендаторах у Саммера не было. Лилиан смогла здесь поселиться только потому, что напуганные загратийскими событиями жильцы съехали раньше срока.
Одной из немногих комнат, где строителям удалось избавиться от бойниц, расширив их до размеров нормальных окон, была главная гостиная второго этажа, из которой теперь открывался замечательный вид на Парковую улицу. Узенькую, мощенную булыжником, зато настоящую – альбургскую. Улицу, по которой когда-то ходил сам Альстер, первый король Заграты, ставший впоследствии святым ее покровителем. Тихая и спокойная, она тянулась до самого Шутливого парка. По утрам по ней пробегали молочники, за ними почтальоны, за ними – отправившиеся на рынок хозяйки и… и всё. Иногда проезжали коляски. Иногда спешили по своим делам случайные прохожие. Иногда проносилась стайка мальчишек.
Лилиан любила наблюдать за неспешной жизнью улицы. Если выпадала свободная минутка, девушка усаживалась в кресло с кружкой чая или кофе и, не отрываясь, смотрела в окно. В эти мгновения она представляла себя маленькой, все еще живущей в родительском доме, и ей казалось, что в комнату вот-вот войдет отец. В эти мгновения Лилиан была совершенно беззащитна, но только потому, что оставалась наедине с собой. А она сама была единственным в Герметиконе человеком, которому Лилиан безоговорочно доверяла.
Она сама и… может быть, еще…
С улицы Каменщиков свернула коляска, медленно подъехала и остановилась у ворот. Возница заученно слез с козел и снял кепку. Его лошадка, похоже, тоже прониклась важностью момента и встала «смирно».
Помпилио.
Лилиан улыбнулась.
Верный Валентин помог хозяину выбраться из коляски, снял с его плеча пылинку и подал роскошный букет ало-фиолетовых лилий. Лилии для Лилиан. Салонные красавчики томно заметили бы, что это пошло, однако Помпилио всегда плевал на стилистические выверты. Он называл Лилиан загратийским цветком и всегда привозил ей самые лучшие и самые редкие лилии сорта «Мецца» – крупные, бархатистые, остро пахнущие.
«Интересно, где он их раздобыл?»
Валентин подошел к калитке и постучал в молоток – даже это действие Помпилио поручил слуге, оставшись ждать результата за его спиной. Возница продолжал мять кепку, застывшая лошадь по-уставному таращилась вдаль. Лилиан улыбнулась – настоящий адиген, – и отправилась встречать гостя.
С тех пор как были открыты Вечные Дыры, люди разучились жить в одном мире. Технические достижения и публичные события, научные открытия и даже войны – всё подвергалось сравнению с происходящим на другом конце Вселенной. А как там у них? Неужели лучше? Или все-таки они от нас отстают? Отстают? Замечательно! В следующий раз постараемся удивить их еще больше!
И постепенно, так уж сложилось, в каждом мире появилось нечто свое, особенное, отличающее его от остальных. Где лучшие заводы? На Галане. Где самые надежные банки? На Верзи. Где лучшие карнавалы? Конечно же, на Андане!
Все обитатели Герметикона знали, что только в Ожерелье, в старых мирах, где правили чистокровные, ведущие свои родословные чуть ли не от Добрых Праведников, адигены, умели устраивать настоящие карнавалы. И все обитатели Герметикона мечтали на них попасть. Однако котировались празднества не одинаково. Галану игнорировали, поскольку адигенов на ней не осталось, а бароны понятия не имели об утонченности, предпочитая заменять пышность вопиющей купеческой роскошью. Заносчивые лингийцы не вызывали особенной симпатии, поскольку по-настоящему дружелюбно они относились лишь к гостям из Союза, считая остальных глухими провинциалами. Верзийцы числились слишком серьезными, тинигерийцы не отличались оригинальностью, частенько использовали в своих праздниках чужие и уже устаревшие идеи, а каатианцы традиционно экономили на веселье. Зато праздники Анданы славились на весь Герметикон.
Три года назад Лилиан оказалась на первом в своей жизни карнавале и сразу – на Празднике Всех Даров, на знаменитой неделе потрясающих развлечений, в которые с головой погружалась столица Анданы. Юная Лилиан не стала королевой: когда на праздник съезжаются несколько тысяч красавиц, выбрать из них лучшую непросто, и никто этим не занимался, однако девушка произвела впечатление. Лилиан заметили, и отец – тогда он еще был жив – раздувался от гордости. Его постоянно окружали опытные свахи, предлагали партии, но… но не головокружительные, а просто хорошие, вполне подходящие для скромной, не очень родовитой девушки из скромного, не очень богатого мира. Впрочем, тогда Лилиан не забивала себе голову подобной ерундой. Ей казалось, что мир у ее ног и она способна получить всё, что захочет. А захотела она лысого, кажущегося толстым лингийца – умного, дерзкого на язык и превосходного танцора. Мессера Помпилио из рода Кахлес захотела юная Лилиан. Холостяка, на которого заглядывались все незамужние девицы – породниться с Кахлесами означало обеспечить будущее не только себе, но и всему роду.