Но зелёные луга быстро закончились. Характер почвы резко изменился. Всё чаще и чаще стали встречаться каменистые откосы, а потом и вовсе началась безводная каменистая пустыня, кое-где поросшая низкорослым колючим кустарником.
Из разнообразия в этом пейзаже можно было считать только солнце, которое медленно поднималось, медленно скользило над их головами, медленно опускалось, освещая пространство между рядами гор сверкающими, местами почему-то разноцветными, лучами. Ранним утром воздух был свеж и прозрачен, а на пиках скал можно было различить неясные голубоватые очертания снежных вершин. И это казалось волшебством: раскалённое горнило на каменистом дне и ледяная прохлада там, в вышине.
– Я всегда думала, что чем ближе к солнцу, тем жарче, – вытирая пот со лба, поделилась Роуз.
– Нет. Солнце нагревает землю, а воздух нагревается от неё. Там, где нет земли, там нет и тепла. Вот такая загадка.
Пустыня казалось широкой и непроходимой. Вскоре их обоих начала мучать дикая жажда. Но Айдаган был неумолим – через определённые промежутки времени он давал отпивать ей по глотку, а сам и того реже прикладывался к их скудным запасам.
– Ты уверен, что там, за горами, мы найдём спасение?
– Я очень на это надеюсь. В любом случае у нас есть лишь одна дорога – вперёд.
Они шли и шли и Роуз иногда думалось, что всё остальное, что было в её прошлом, на самом деле – не было. Что она всегда шла, сбивая ноги, по каменистой тропе, следуя за принцем, чьи волосы казались выгоревшими на солнце до бела, а всё остальное она только придумала себе для утешения.
Тащить на себе поклажу было немыслимо тяжело, и они избавились от всего, кроме бутылей с водой, но запасы последней стремительно таяли.
Когда жара стала невыносимой, Айдаган свернул в тень, что отбрасывала одна из скал и растянулся прямо на песке.
– Что вы делаете? – спросила Роуз.
– А на что похоже?
– На глупость. Вы решили сдаться?
– Я решил, что нам стоит пересмотреть приоритеты и двигаться по ночам. А днём – отдыхать.
– Но как же мы пойдём ночью, в темноте?
– Сейчас почти полнолуние. Не так уж и темно.
Слишком вымотанная, чтобы спорить, она легла рядом и почти мгновенно от усталости провалилась в сон. Ей было уже всё равно, как она выгляди; всё равно, что земля твёрдая и жёсткая и по ней ползают скорпионы.
К её пробуждению Айдаган поймал парочку скорпионов и зажарил их на открытым огне. Роуз ела их с закрытыми глазами, боясь, что желудок отторгнет эту странную еду. Но страхи были напрасны. Желудок её переварил бы ещё парочку таких, с удовольствием.
Они дождались, когда ночь вступит в свои права и на небе появилась луна. Её прохладный свет залил дикие просторы. Каменистая долина казалось языком дракона, с двух сторону окаймлённым острыми зубьями скал. И Роуз поёжилась при мысли, что скорее всего этот дракон их проглотит.
– Ну, что, моя храбрая красавица? Пошли вперёд? У нас с тобой впереди приключение, которое ни один из нас не предпринял бы по доброй воле. Едва ли оно кончится благополучно. Но если мы хотим выбраться, мы должны, чтобы не случилось, стоять друг за друга до последнего вздоха…
– Завязывайте уже с красивыми речами, ваше высочество, – с усмешкой прервала его Роуз. – А то солнце взойдёт прежде, чем вы закончите вашу вдохновительную тираду.
– Что ты за женщина? – насмешливо проговорил он, забрасывая импровизированную суму, сделанную из одеял и веревок, себе на плечо. – Разве прекрасной даме не полагается вознести молитву всевышнему, чтобы тот охранял нас в пути.
– Я не чувствую себя прекрасной дамой. И чем меньше мы говорим и быстрее идём…
– Тем больше шансов прийти живыми. Ты права. Но всё же положимся на волю бога, пусть направит нас в нужную сторону.
– Я и не знала, что вы так суеверны, ваше высочество.
– Я не суеверен. Просто, как всякий маг, я могу чувствовать Ту Сторону. Ты же – из примитивных. Тебе это не дано.
Судя по тону, он вновь насмехался и подначивал.
– Тогда молитесь за нас обоих. Может быть, ваш бог нас услышит, – вполне серьёзно ответила Роуз.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
– Молиться да идти – это всё, что мы можем. У нас кончается вода, а найти её в огромном море песка почти никаких шансов.
Роуз не могла заставить себя об этом думать. В случае неудачи все шансы погибнуть, и хорошо ещё, если не слишком долгой и мучительной…
Ей не хотелось даже мысленно произносить «смерть». Последняя были слишком близко, стала слишком реальной. И хоть вслух она не говорила об этом, про себя она тоже молилась.
Они двигались вперёд молча. Каменистая почва сменилась не песок, в котором всё глубже и глубже увязали ноги. Идти быстро было невозможно. Песок забирался в их обувь, которая была рассчитана на ношение совсем в других условиях, приходилось то и дело высыпать песок, но и это не помогало – Роуз скоро едва могла наступать на содранные в кровь от песка ноги.
Из-за однообразия ландшафта трудно было понять, как далеко они продвинулись вперёд. Кругом царило гнетущее безмолвие, но Роуз готова была за него возблагодарить судьбу. Или богов. Потому что вряд ли что-то хорошее могло подать голос в таком месте.
Они шли и шли, шли и шли, пока на востоке румянцем не вспыхнула заря. Первые вспыхнувшие лучи солнца были желтовато-розового цвета, заставившие звёзды на ночном небе побледнеть, потом лучи стали огненно-золотыми полосами. Луна тускнела, а горная цепь всё четче и чётче обозначалась над их головами.
Наступил день, но какое-то время они продолжали двигаться вперёд, пользуясь тем, что остатки прохлады ещё держались в воздухе. Они плелись вперёд, еле волоча ноги от усталости.
– Я по горло сыт проклятой пустыней! Даже секира палача не заставит меня идти дальше! – с этими словами Айдаган рухнул под навес, образуемой одной из скал. – Пей! – протянул он Роуз бутыль с водой.
Она не заставила себя просить дважды.
Сделав несколько глотков, остатки он отдал девушке:
– Пей до конца. Она всё равно стухнет к концу дня и станет непригодной.
– Но эта последняя вода.
– От протухшей воды, даже последней, толку всё равно не будет. Пей, Роуз.
В пустыне царила мёртвая тишина. Не было даже вездесущих мух.
– Мне сейчас кажется, что мы последние, кто остался на земле. И нет никого и ничего.
– Это всего лишь иллюзия. Отдохни. Станет легче.
С каждой минутой становилось всё жарче. Словно они были в печном горниле. Совершенно измученные, не заботясь больше о том, чтобы сторожить – да и к чему, если в этой песчаной горной долине кроме них не было даже ядовитых змей, – они уснули.
Жара и жажда, то и другое дикое. Солнце пропекало всё, насквозь. Роуз казалось, что его палящие лучи вытягивают из неё кровь, заставляют её кипеть в жилах. Будто она – это кусок филе, который коптят над костром.
Жгучие, дрожащие струи воздуха, поднимающиеся вверх, были видны глазу.
Время тянулось невыносимо медленно. Роуз то проваливалась в сон, похожий на бредовое забытье, то вновь возвращалась в жуткую реальность, задыхаясь от недостатка воздуха, но и этот, самый длинный в жизни день на её памяти, начал, наконец-то, клониться к концу.
– Нужно идти дальше, Роуз, – произнёс Айдаган хриплым голосом, как только взошла луна.
Совершенно обессиленные, изнывая от мучительной жажды (голода ни один из них не чувствовал, хотя оба не ели уже почти сутки), они уже не шли, а тащились дальше, шатаясь из стороны в сторону, точно пьяные. Временами Роуз падала от полного изнеможения. Ей мерещилась вода – потоки воды.
Нужно было остаться в пещере. Может быть, они бы умерли там, когда пришла бы Тёмная Ночь или как там назывались эти дни на Проклятой Земле, но хотя бы не испытали тех мук, которые переживали теперь.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Смерть неминуема и это правда, но ведь приходит она по-разному. Нет смерти без мук, но степень муки разная.
– Я больше не могу…
– Роуз, ты храбрая, самая храбрая и сильная из всех женщин, которых я встречал. Ты сможешь. Я знаю.