не дикие звери, чтобы скалить зубы на судьбу).
Да. Это и есть будущее. Долой кровь и славу.
– Но что нам готовит завтра? – спросил он. (Мы стоим перед развалинами мира и смотрим в пустоту вселенной – заполнять ее придется нам самим. И никто нам не поможет.)
– Возможно, нам поможет судьба (Бог, рок, человеческая отвага), – сказала она.
– Возможно, – задумчиво ответил он. – Заведомо или нет, но вселенная вложена в наши руки.
Она промолчала, понимая, что для ответа на ее вопрос ему пришлось бы собрать в кулак все мужество. Есть ли у нас право взять в свои руки вселенную? Если мы станем стражами других планет, чем мы лучше Грунвальда с его слепой верой в причины и следствия, бесчувственной жестокостью случайного отбора, зацикленностью на себе бедного, больного разума?
– Представление о том, что мы хозяева судьбы, неверное. Мы будем вести других исподволь, а не навязывать свою волю, словно деспоты. Когда наша новая цивилизация будет построена, возможно, это станет единственной достойной ее задачей.
О, как ты восхитительна, судьба! Почему же я опечален в этот вечер? Почему на глаза мне наворачиваются слезы?
Хельга сообщила новость, которую не могла утаивать:
– Несколько дней назад выпустили Шейлу. Я плачу вместе с тобой, мой любимый, вокруг нас – тьма.
– Да, я видел, – кивнул Коринф. (Она выбежала из клиники, как маленькая девочка. Воздела руки к солнцу и засмеялась.)
– Она нашла свой ответ, а ты должен найти свой.
Разум ухватился за прошлое зубами, как собака за мозговую кость.
– Она не знала, что я за ней наблюдаю. Это было холодным светлым утром. С клена сорвался листок и прилип к ее волосам. Она когда-то вплетала в волосы цветы – ради меня. Шейла уже начала меня забывать.
– Ты сам просил Кирнса помочь ей забыть тебя. Доброта требует мужества. Но хватит ли тебе силы быть добрым к самому себе?
– Нет. Я не хочу, чтобы моя любовь к ней проходила. Извини, Хельга.
– За Шейлой будут присматривать. Хотя она об этом не знает, ее будут направлять Наблюдатели. Есть подающая надежды колония бывших дебилов… Тоска в душе… на север от города. Мы им потихоньку помогали. Их вожак – хороший человек, добрый. Кровь Шейлы – что дрожжи для их племени.
Коринф промолчал.
– Пит, пора тебе помочь самому себе.
– Нет. Ты тоже можешь измениться. Сделай над собой усилие, оставь меня.
– Не оставлю. Я нужна тебе, и ты это знаешь, однако по-прежнему цепляешься за мертвый символ. Пит, на этот раз именно ты боишься взглянуть жизни в лицо.
Наступило долгое молчание, говорили только ветер и море. Луна опустилась к горизонту, ее сияние наполняло глаза. Мужчина расправил плечи.
– Помоги мне, – сказал он, беря женщину за руки. – Я один не справлюсь. Помоги мне, Хельга.
Слова не нужны. Этого не выразить словами.
Два разума слились воедино, сплетая общую ткань. Новым для мира способом они объединили свою силу и вместе разорвали путы прошлого.
Любить, уважать и беречь, пока не разлучит нас смерть.
Какая старая история, мелькнула мысль посреди грозы. Самая старая и самая прекрасная история на Земле, а потому заслуживает старого языка. Море, звезды… даже полная луна и та здесь.
Глава 21
В воздухе пахло зимой. Опавшая листва кучами лежала под обнаженными черными деревьями, шипела и шуршала от малейшего дуновения. Лес сохранял лишь редкие пятна цвета на сером фоне – желтые, бронзовые, красные.
По небу на юг большими стаями летели дикие гуси. В небесах в этом году было больше живности. Видимо, охотников поубавилось, рассудил Брок. Далекий гогот спускался к земле, говоря о скитаниях и одиночестве. По белесому голубому небосводу катилось яркое колесо солнца, не давая тепла, проливая сверкающий свет на просторные, безлюдные поля. Дул сильный ветер, он щекотал щеки и трепал одежду, шумел в деревьях.
Под ногами хрустела жухлая трава, рядом трусцой бежал Джо. Из сарая послышался стук молотка по листовому железу, – Мегатавель и Мак мастерили угольный газогенератор. Они получали от работы настоящий кайф, а запасы бензина почти иссякли. Одни члены общины ушли в город, другие отсыпались после воскресного ужина. Брок подумал, не поболтать ли с Мегатавель. Нет, лучше не мешать, да и говорить-то особенно не о чем. Он решил прогуляться по лесу; дело шло к вечеру, а сидеть дома в такой погожий день не пристало.
Из коттеджа вышла Элла Мей и хихикнула, увидев Брока.
– Привет! – поздоровалась она.
– А-а, привет. Как дела?
– Все хорошо. Не зайдешь? Сейчас здесь никого нет.
– Нет, спасибо. Я… это… мне забор надо поправить.
– Можно я с тобой? – робко спросила Элла.
– Не стоит. Там свиньи, знаешь ли. Не исключено, что еще бегают по соседству.
Водянистые голубые глаза Эллы наполнились слезами. Она опустила свою уродливую голову.
– Ты никогда ко мне не заходишь, – пожаловалась она.
– Зайду, когда появится свободная минутка, – торопливо обещал Брок. – Просто сейчас я страшно занят. Ты же понимаешь.
Он заторопился прочь.
Надо найти ей мужа. Наверняка подобные ей до сих пор бродят по окрестностям. Нельзя допускать, чтобы она меня преследовала.
Брок ухмыльнулся. Быть вожаком – одни хлопоты и никакой награды. Он и командир, и стратег, и исполнитель, и учитель, и врач, и духовник. А теперь еще и сводник!
Пес лизнул его ладонь и радостно завилял хвостом. Иногда человеку чертовски трудно одному. Даже такой друг, как Джо, не способен удовлетворить все потребности. В этот день ветра, яркого солнца и листопада, день прощания, когда Земля покидает свой летний дом и отправляется неведомо куда, Брок ощущал одиночество как реальную физическую боль.
– Пошли, Джо. Прогуляемся.
Пес сделал четкую стойку, глядя в небо. Арчи перехватил его взгляд. Металл сверкал на солнце так ярко, что болело в глазах.
Какое-то воздушное судно. И оно идет на посадку!
Брок остановился, сжав кулаки, чувствуя, как ветер холодит кожу, и слыша, как он шумит в кронах деревьев. Сердце в груди словно распухло до безумных размеров, он дрожал, несмотря на теплую куртку, ладони вспотели.
Спокойно. Не дергайся. Это один из них. Никто тебя не укусит. До сих пор они нам не мешали и нас не трогали.
Аппарат тихо, точно падающий лист, приземлился рядом. Он напоминал яйцо, четкие очертания и закругления дышали симметричным изяществом. Что его приводило в движение, понять было невозможно. Брок твердым шагом направился к летательному аппарату. Револьвер, оттягивающий ремень на боку, делал его смешным в собственных глазах – словно его застали в детском карнавальном костюме.
К горлу внезапно подступила горечь. Пусть видят нас