кто-либо успел ему помочь.
– Шейла!
Вперед, выставив обе руки, вышел Феликс Мандельбаум, сильно постаревший и уставший. Ничего не говоря, Феликс взял руки друга в свои.
– Где Шейла? – прошептал Коринф. – Где она?
Мандельбаум покачал головой. Вниз осторожно спустился Льюис. К нему, не глядя на Коринфа, подошел Россман. За ним – остальные, сплошь сотрудники Брукхейвена, ни одного близкого друга. И все избегали встречаться взглядом с Питером.
У Коринфа застрял комок в горле.
– Умерла? – На ухо, шевеля волосы, что-то шептал ветер.
– Нет, – ответил Мандельбаум. – И с ума не сошла. Но…
Он еще раз покачал головой, лицо с крючковатым носом сморщилось.
– Что? – Коринф сделал глубокий вдох, от которого задрожали легкие. На лицо опустилось волевое спокойствие. Нет, он не позволит себе заплакать. – Рассказывай. Не молчи.
– Это случилось примерно полтора месяца назад, – сказал Мандельбаум. – Видимо, не смогла больше терпеть. Шейла завладела электрошоковой машинкой.
Коринф подчеркнуто медленно кивнул.
– И уничтожила свой мозг, – закончил он.
– Нет, не совсем. – Мандельбаум взял физика за рукав. – Просто она стала прежней Шейлой – как до перемен. Или почти.
Коринф втянул ноздрями живительный морской бриз.
– Ступай за мной, Пит, – предложил Мандельбаум. – Я отведу тебя к ней.
Коринф поплелся за ним.
Психиатр Кирнс встретил их в Белвью с деревянным лицом. На нем не было признаков стыда, а на лице Коринфа – упрека. Врач сделал, что мог, не имея исчерпывающих знаний, и потерпел неудачу – просто факт реальной жизни, не более того.
– Она меня обманула, – признался психиатр. – Я считал, что Шейла идет на поправку. Я не подозревал, насколько хорошо даже душевнобольной человек способен управлять собой с помощью измененной нервной системы. И как она все это время мучилась, тоже не разглядел. Ни один из нас, переживших перемену, не в состоянии понять, какой кошмар испытали те, кто не смог приспособиться.
Машут черные крылья, а Шейла одна. Опускается ночь, а Шейла одна.
– Она потеряла рассудок к тому времени, когда это сделала? – ровным голосом спросил Коринф.
– Возможно, она выбрала самый разумный путь. Стоило ли влачить такое существование, полагаясь лишь на смутную надежду, что однажды мы откроем подходящий способ лечения?
– Она сильно пострадала?
– Операция, конечно, была выполнена грубо. Несколько переломов из-за конвульсий. Если бы Шейлу вовремя не нашли, она бы умерла. – Кирнс положил руку на плечо Коринфа. – Конкретный объем уничтоженной мозговой ткани невелик, однако повреждения нанесены наиболее критической области.
– Феликс сказал, что она хорошо восстанавливается.
– О, да. – Кирнс криво улыбнулся, словно почувствовал на языке что-то кислое. – Теперь нам нетрудно разобраться в психологии прежнего человека. Я использовал тройной подход, разработанный после перемен Гравенстейном и де ла Гардом, – символогическую переоценку, кибернетическую нейрологию и соматическое координирование. У нее осталось достаточно здоровых тканей, способных – под тщательным надзором, когда пройдет психоз – взять на себя функции поврежденных участков. По моим прикидкам, мы сможем выписать ее через три месяца.
Врач тяжело вздохнул.
– Она будет обычным, здоровым человеком, как накануне перемен, с ай-кью около ста пятидесяти.
– Ясно, – кивнул Коринф. – А есть ли шансы восстановить ее полностью?
– В лучшем случае на это уйдут годы – понадобится воссоздавать нервную ткань. Она не регенерируется, знаете ли, даже с искусственной стимуляцией. Чтобы вырастить клетки головного мозга человека, нам, по сути, предстоит создать жизнь в пробирке, перескочить через миллиард лет эволюции и в точности скопировать генотип пациентки. И даже тогда… я не уверен.
– Ясно.
– Если хотите, ступайте к ней – ненадолго. Ей уже сказали, что вы живы.
– А она что?
– Очень много плакала. Это понятно, это здоровый симптом. Вы можете провести с ней полчаса, если не станете ее слишком будоражить. – Кирнс назвал ему номер палаты, а сам вернулся в кабинет.
Коринф поднялся на лифте и прошел по длинному тихому коридору, благоухающим розами после дождя. Подойдя к палате Шейлы, он заметил, что дверь приоткрыта, и, замешкавшись на пороге, сначала заглянул внутрь. Палата напоминала лесную беседку – папоротники, деревья, слабый щебет птиц, устраивающих гнезда, где-то шумел водопад, в воздухе витал аромат земли и зелени. Почти все искусственное, подумал он, но ей здесь уютно…
Питер подошел к кровати, стоящей под освещенной солнцем ивой.
– Здравствуй, милая.
Как ни странно, Шейла совершенно не изменилась. Она выглядела точно так же, как в день их свадьбы, молодо и свежо, волосы завивались мягкими кудряшками вокруг овала все еще немного бледного лица. Жена подняла на него блестящие глаза. В белой ночной рубашке, позаимствованной из домашнего гардероба, Шейла выглядела подростком.
– Пит.
Он наклонился и поцеловал ее, очень нежно. Она ответила, но как-то отстраненно, почти как чужая. Питер заметил, что на пальцах, гладивших его лицо, не было обручального кольца.
– Ты жив, – Шейла произнесла фразу с некоторым удивлением. – Ты вернулся.
– К тебе, Шейла, – ответил он и присел на край постели.
Она покачала головой.
– Нет.
– Я люблю тебя, – беспомощно произнес он.
– Я тебя тоже любила. – Голос звучал тихо, словно доносился издалека, в глазах светилась мечтательность. – Поэтому так и поступила.
Коринф выпрямился, отчаянно стараясь успокоиться. В голове грохотали громы.
– Я тебя плохо помню, – пожаловалась Шейла. – Кажется, немного задело память. Такое ощущение, что все это было много лет назад. Ты – мечта, в которую я когда-то была влюблена. – Она улыбнулась. – Как ты исхудал, Пит! И стал какой-то жесткий. Все стали такие жесткие.
– Нет. Все беспокоятся о тебе.
– Это беспокойство другого рода. Не то, какое я знала. Ты больше не Пит. – Шейла села на кровати, слегка повысила голос: – Пит умер во время перемен. Я сама видела, как он умирал. Ты хороший человек, и мне больно на тебя смотреть, но ты не Пит.
– Не волнуйся, дорогая.
– Я не могла без тебя жить. И не хотела вешать тебе – или себе самой – на шею такое бремя. Теперь я вернулась. Ты не представляешь, как это чудесно. Сиротливо, но чудесно. Я обрела покой.
– Я все еще хочу тебя.
– Не лги. Разве ты не видишь? В этом нет нужды. – Улыбка из тысячелетнего прошлого. – Ты можешь сидеть здесь с застывшим лицом, но меня не обманешь – ты не Пит. И все-таки я желаю тебе добра.
Он, наконец, дал волю чувствам, отринул самоконтроль и логику, опустился у кровати на колени и заплакал. Шейла утешала его, как могла.
Глава 20
В центре Тихого океана, рядом с экватором, вдалеке от населенного мира затерялся остров. Старые морские пути и сменившие их трансокеанские авиалинии обходили его стороной. Атолл пребывал в полном распоряжении солнца, ветра и крикливых чаек.