в изнанку мира Темной Империи. Все же она оказалась права, и Вадерион, как и всегда и во всем, в деле судьи вкладывал все силы и разбирался досконально.
Это было тяжело — вникать в суть дел, особенно для Элиэн, выросшей принцессой и никогда не интересовавшейся (ей бы и не позволили) законами и прочими, классическими мужскими делами. Но теперь приходилось. Было тяжело, непонятно — ей ведь никто не мог помочь и объяснить, — но она не отступала. Ее привычное упрямство вновь спасло. Постепенно, спустя недели, она все лучше и лучше разбиралась в том, что на протяжении восьми столетий делал ее муж. Свет развеял мрак. Все же практика оказалась куда показательнее теории: одно дело — читать о законах, а другое — видеть, как Вадерион их применял. Болели виски — голова буквально раскалывалась от усталости и обилия информации, — болела спина от долгого сидения, болели глаза от неясного пламени свеч. Жизнь стала напоминать настоящие Глубины — вроде никто ее не избивает и не насилует, но она все равно чувствовала железную хватку на своих плечах, словно кто-то тянул ее вниз. Она так устала — даже не от жизни, а от борьбы. Со всем миром.
— Советник.
— Ваше величество.
Ринер всегда говорил предельно вежливо, но Элиэн все равно чудилась насмешка.
Она чуть вздернула подбородок — не как раньше, резко и воинственно, а плавно и решительно.
— Я хотела вас уведомить, — произнесла она, отдавая ему папку с подписанными приказами.
— О чем же, ваше величество?
— О Последнем суде.
— Что же вы хотите мне сообщить, ваше величество? — с какой-то неестественной вдруг заботой поинтересовался Ринер, даже поддался чуть вперед.
— Завтра я могу вынести оправдательный приговор.
В мгновение свалг изменился — не внешне, внутренне, — и ей даже стало страшно от той злобы, что таилась где-то глубоко в нем.
— Ваше величество не совсем понимает суть процесса…
— Я прекрасно понимаю всю суть всех процессов, — отчеканила Элиэн, подбираясь. — Я не буду вершить правосудие, не вникая в суть дела.
— Боюсь, это не в вашей компетенции, ваше величество. — Ринер оставался предельно вежлив, но эта маска уже не обманывала Элиэн.
— Боюсь, не вам решать.
Он резко встал, смотря на нее сверху вниз одержимо-злым взглядом. Элиэн тоже поднялась, вот только едва ли это могло помочь при их разнице в росте.
— Вы играете с огнем, ваше величество. Император не любит, когда у него отнимают власть.
— Я не отнимаю, я заменяю.
— Не в ваших силах сделать это.
— И все же я сделаю, — с вызовом бросила Элиэн. Их взгляды схлестнулись в уютной черной гостиной ее покоев.
— Не светлой принцессе судить подданных Тьмы, — процедил Ринер, уже практически не сдерживаясь.
— Да, — подтвердила она. — Но я больше не светлая принцесса, я — Темная Императрица.
Несколько секунд свалг молчал, тяжело дыша. Наконец он выплюнул:
— Я не позволю тебе править.
— Только попробуй оспорить мое решение. При всех, — тихо, но твердо произнесла Элиэн. Все маски слетели. — Ты — всего лишь Советник, ты не сможешь ослушаться приказа Вадериона и не подчиниться мне.
— Ты… — он резко выдохнул. — Вадерион не одобрит твоих действий, ты заплатишь.
— Или ты, — жестко усмехнулась Элиэн. — Не забывай, что я его супруга. Посмотрим, на чьей стороне будет Вадерион.
— Надеешься, что, раздвинув ноги, ты купишь себе его покровительство? Не выйдет.
— Посмотрим, — с достоинством повторила Элиэн и легким кивком указала на дверь: — Вам пора, Советник.
Все еще кипя от гнева, свалг все же сдержался и вышел. Элиэн чувствовала, что от расправы над ней его отделяло только одно — страх перед Вадерионом. Убийство или избиение собственной жены он не потерпит. Но как же ей страшно было под его безжалостным взглядом! Так ее когда-то пугал Вадерион, и вновь она чувствовала себя беззащитной перед лицом всего мира.
* * *
Когда она открыла рот и задала вопрос, весь зал застыл, замер, словно ледяные статуи — никто не ожидал. И только в глазах пленника зажглась надежда. Элиэн плохо знала орочий (что можно выучить за несколько месяцев?), не привыкла быть главным действующим лицом, боялась Ринера, стоящего в метре от нее, и дрожала от сотен взглядов темных — но все равно продолжала говорить. Спрашивать. Выяснять.
Иногда все было понятно и так, и Элиэн отдавала приказ Ринеру, наблюдая за брызгами крови на черных мраморных плитах. Иногда она колебалась — свалг явно чувствовал это, — тогда приходилось идти на сделку с совестью, стараясь не думать о том, что она, возможно, отнимает жизни у невиновных. Иногда она была уверена — это было редко, — тогда Ринеру приходилось скрежетать зубами, но послушным болванчиком стоять рядом. Некоторое время Элиэн даже опасалась, что он все же предпримет что-нибудь, но нет — он был связан приказом Вадериона, невольно наделившим супругу властью. Конечно, муж не ведал, что Элиэн начнет эту власть использовать, но когда прошло время, когда лето сменилось осенью, а затем и новой зимой, она почувствовала крошечное облегчение от своего протеста — она больше не была безликим палачом. И пусть Алеса, Ринер, слуги и другие темные изо всех сил старались усложнить ей жизнь, сделать ее невыносимой, Элиэн начала набираться сил. Вкус власти не пьянил — она ее не желала, — но дарил осознание простой истины: господство над другими дает самую лучшую защиту. Она станет Темной Императрицей. Она заставит их всех поклониться ей. Иначе никак. Иначе нельзя.
* * *
Королевский дворец в Рассветном Лесу был прекрасен, как изящная работа мастера. В нем все дышало легкостью. Он был похож на прекрасного лебедя. Императорский же замок представлял из себя холодного грозного великана. В нем не было ни изящества, ни легкости. Это была настоящая военная крепость. После великолепия Листерэля, после дворца отца Элиэн казалось, что она очутилась в тюрьме. Вечно холодно, вечно страшно, ничего прекрасного. Она долго не могла понять, как здесь можно жить, как можно принять это. А теперь спокойно ехала по Меладе и даже находила, чем полюбоваться. В строительство столицы вложился явно не только Вадерион — здесь присутствовали и другие цвета, помимо черного.
Конь под Элиэн заходил ходуном, и она крепче сжала поводья, стараясь не нервничать: на лошадях она держалась плохо, отец не поощрял это увлечение дочери, как и всегда, считая, что место женщины в доме. Или во дворец. В общем, в запертой комнате с иголкой и ниткой в руках. Только вот не ожидал, видимо, папочка, что дочери придется жить в Темной Империи и жить весьма и весьма