жизнь некроманта, создавшего высшее заклятье, угасает. Он умер сразу же, как только прочёл заклинание на языке мёртвых. Пожертвовал собой, чтобы убить нас всех.
С нынешним уровнем силы я мог бы подавить эту атаку, отправить её обратно — в прибалтийцев. Но такая смерть — это слишком жестокая участь даже для нашего врага. Поэтому мне придётся развеять заклятье, а на это потратиться куда больше сил.
— Господи… — прошептал мой отец, когда увидел, как на лагерь опускается чёрный туман.
Он уже не отдавал приказов. Мужчина был не в силах пошевелиться. И я понял, почему он оторопел.
Судя по глазам отца, Третий Императорский полк погиб именно так — под туманом смерти. Это многое объясняет. Он потерял своих людей от высшего заклятья. Именно поэтому я так легко смог снять с себя печать на том кладбище. Скверна осталась на телах бойцов даже после смерти.
Непростая же мне предстоит задачка. Но, если подумать, когда это у меня были простые задачи?
Я пронёсся мимо отца и прикрыл его своим телом.
— Спокойно! — воскликнул я. — Когда-нибудь мы умрём, но уж точно не сегодня!
Я раскинул руки и выплеснул из магических каналов весь запас накопленной мной энергии. В висках разлилась боль. Гул сердца застучал в ушах. Мою магию никто не видел, но из-за того, что мне удалось задержать надвигающийся туман смерти, все на поле боя поняли, что это я сдерживаю атаку вражеского некроманта.
— Я могу помочь! — крикнул Дубов.
— Не вмешивайся, я же сказал! — ответил лейтенанту я. — Умрёшь.
Давление магия уже покойного прибалтийского некроманта оказывала нешуточное. Я будто несущийся грузовик пытался остановить голыми руками.
И у меня получалось. Туман редел, с каждой секундой плотная смертельна завеса становилась всё менее заметной, и сквозь неё проглянуло только что поднявшееся солнце.
На долю секунды над полем боя повисла тишина. Наши войска ещё не успели осознать, что им удалось избежать смерти, а прибалты до сих пор не поняли, что их некромант умер напрасно.
И первым пришёл в себя мой отец.
— Всем слушать мою команду! — проревел его магический голос. — В БОЙ!
Он рванул в атаку впереди всех. И остальные солдаты тут же сорвались с места и помчались вслед за ним. Больше половины прибалтийской армии сразу же начало отступать. Лишь немногие встретили нашу последнюю атаку, но оказались сломлены.
Я так и остался стоять на том месте, где отразил туман смерти. Сил в магических каналах осталось совсем немного. Если бы несколько дней назад я не обменял книгу мёртвых «Экс Мортис» на свою ногу, то мы были бы уже мертвы. Либо мёртв был бы один я, если бы решился пожертвовать собой ради всех остальных.
Перед тем как отец приказал войскам возвращаться в лагерь и тащить за собой пленных, я заметил, как единственный выживший агент бюро с удивлением наблюдал за мной издалека.
Что, солнцелюб? Уже горишь желанием доложить обо мне? Что ж, если у этой скотины совсем нет совести — мне придётся приготовиться к новым неприятностям.
Одно из главных сражений на западном фронте подошло к концу. И оно на самом деле стало переломным для обеих сторон.
— Прибалтийский Союз потерял одного из своих самых сильных некромантов, — произнёс отец на военном совете. — Их армию мы полностью разбили. Сбежать удалось едва ли трети людей. Все наши солдаты хорошо постарались.
Отец бросил взгляд на меня, но решил сдержаться. Ему очень хотелось похвалить своего сына, но он полагал, что другие офицеры могут счесть это неуместным.
— Матвей Ионович, не отмалчивайтесь, — вмешался в разговор тот самый агент бюро, который наблюдал за мной после окончания боя. Ему позволили присутствовать на военном совете. — Думаю, и вам, и мне есть, что сказать о вашем сыне.
Не очень-то хорошее начало. Неужто он хочет очернить меня даже после того, что я сделал для наших войск?
— Для начала представьтесь, — попросил отец. — Не все офицеры знают вас в лицо.
— Старший магистр бюро по контролю тёмных магов. Леонид Сергеевич Харитонов, — представился он. — Я хотел бы выразить благодарность Константину Владыкину. От имени бюро. Ещё никогда мне не доводилось видеть, чтобы кто-то останавливал туман смерти. Поэтому прошу, Матвей Ионович, не стесняйтесь. Ваш сын хорошо себя показал.
Офицеры, которые ещё неделю назад смотрели на меня, как на княжича-молокососа, поднялись из-за столов и зааплодировали.
Но мы с отцом прекрасно понимали, что всё это внимание мне не нужно. Меня же больше беспокоил вопрос дальнейшей судьбы лейтенанта Николая Дубова. На совет офицеров его не взяли. Я понятия не имел, где он теперь находится.
Отец объявил праздник в честь нашей победы, и всем солдатам, кроме часовых, было разрешено пировать этим вечером. В лагере началась гулянка, которую издалека можно было принять за какой-то дьявольский ритуал. Все кричали, плясали, жгли костры и неприлично много пили.
Думаю, если прибалты увидят это с какого-нибудь холма, то точно не захотят сюда соваться.
После окончания совета командиров, в зале вместе с отцом остался только я и старший магистр Харитонов.
— Матвей Ионович, Константин Матвеевич, — обратился к нам он. — Прошу меня простить, но насчёт благодарности я соврал. По крайней мере, насчёт официальной. Если я правильно понимаю, никому из нас троих в этом лагере более не известно, что Константин — запечатанный?
— Никому, — помотал головой отец.
— Тогда, думаю, вы оба понимаете, что будет, если я отправлю в бюро прошение о выдаче благодарности? — спросил Харитонов. — Сначала мои коллеги решат, что Константин распечатался. А когда убедятся в обратном, поймут, что в нём пробудилась светлая магия.
— Мне это ни к чему, — ответил я. — Но к чему вы ведёте?
— Это шантаж? — нахмурился мой отец.
— Нет, что вы! — тут же воскликнул Харитонов. — Как раз наоборот. Это моя личная благодарность Константину. Я не буду сообщать