Читать интересную книгу Трофейщик - Алексей Рыбин

— Алексей!

Он удивленно обернулся и почувствовал, что его начало тошнить. К нему приближался Сергей Андреевич — как-то странно пошатываясь, путаясь в полах длинного старомодного плаща, покачивая головой при каждом широком нетвердом шаге. «Когда же это кончится? Господи! Да что ему надо?»

— Алексей, подожди минуточку, — своим войлочным голосом кричал Сергей Андреевич, но крик у него получался тихим, как бывает при сильной простуде, когда горло отказывается подчиняться желанию поговорить, крикнуть, даже кашлянуть.

— Давай прогуляемся немного. Ой, извини, здравствуй! — Он протянул Алексею руку.

— Здравствуйте, Сергей Андреевич, но, простите, я спешу.

«Откуда же он узнал, что мы сюда поедем?» — почти с ужасом думал Алексей. Он перебирал мелочь в кармане куртки, шаркал ботинками по асфальту, сжимал пальцы в кулаки, пытаясь определить — реальность ли все это или опять дурной сон.

— Алексей… — Сергей Андреевич пошел рядом с ним, противно прижимаясь боком к плечу Алексея и пытаясь заглянуть ему в лицо. Иногда он задевал его за ногу своей острой коленкой и едва не наступал на ноги. Вдруг Алексей понял, что кагебешник Сережа совершенно пьян — от него несло сивухой, как бывает либо от большого количества пива, либо от плохой, дешевой водки. «Что это гебист всякую дрянь пьет?» — машинально подумал он и обрадовался — эта мысль хоть немного отвлекла его от тупого ужаса, который обволакивал его в присутствии этого странного неприятного человека.

— Алексей, я вот что хочу тебе сказать… — продолжал он, — я выпил, да, ну и что? Могу я раз в жизни выпить? Ты мне так нравишься… — Алексей при этом инстинктивно отстранился от нависающего над ним Сережи.

— И Толик мне нравился. Но я же не виноват, что он так… Нелепо все. Противно. — Он остановился и взял Алексея за рукав. — Алеша, да не вырывайся ты, Господи, да не бойся ты меня, я сам себя боюсь.

— Слушай, друг…

Алексей разозлился по-настоящему. Этот тип портил ему все — и прощание с городом, которое Алексей запланировал на сегодня: сходить на Петропавловку, оттуда прогуляться через Дворцовую на Невский, а дальше куда ноги понесут. Он мял, как прочитанную газету, все его мысли о Катьке, — то, что чувство, испытываемое им по отношению к этой женщине, называлось любовью, он теперь не сомневался, после того как он увидел Катины глаза, наполненные непонятной ему болью, ее серое лицо, внезапно изменившее цвет с обычного золотисто-розового на какой-то страшный, он понял, что действительно любит ее. А этот тип — он словно убивает все вокруг себя, высушивает, гипнотизирует все живое, кажется, даже небо темнеет, мир утрачивает краски, тоска смертная заползает в душу от его взгляда…

— Слушай, друг, а пошел-ка ты… — Алексей грубо выругался, глядя прямо в болото Сережиных глаз.

— Алеша, я так и думал, что ты будешь ругаться, — вяло как-то выдавил из себя поскучневший Сережа. — Я специально за тобой следил, мне нужно тебе сказать…

— Что, непонятно? — Алексей двинулся на Сергея Андреевича, готовясь ударить, разбить, смять это лицо, преследовавшее его без конца. — Непонятно, да?

— Постой, постой, — Сергей Андреевич протянул вперед обе руки, отстраняя от себя Алексея, — выслушай меня. Меня никто давно уже не слушал…

«Еще бы», — подумал Алексей.

— Алексей, только слушай внимательно и ничего не предпринимай. Потом можешь делать все, что сочтешь нужным. Мне все равно. Мне вообще все равно. — Он вдруг улыбнулся. — Ты знаешь, как это страшно, когда ВСЕ РАВНО?

Он вдруг сжался, словно спрятался в панцирь, взгляд его уперся в землю, и он заговорил монотонным голосом, как школьник, отвечающий у доски вызубренный дома досконально, но постылый и непонятный урок:

— Алеша, я знаю, ты уезжаешь. Будь осторожен. Я знаю все. Ну, может быть, почти все. Дома тебе появляться сейчас опасно. На работе тоже. У друзей тоже. Они тебя ищут. И они тебя найдут. Я тебе говорю это, потому что я — один из них. Просто жить мне, видимо, осталось недолго, да нет, нет, я здоров. Мне просто надоело все. Смертельно надоело. Вся жизнь — псу под хвост. А они тебя найдут. Я же тебя всегда нахожу, если мне нужно, — видишь? А их много, и они тоже не дураки. Скрывайся. Скрывайся и здесь, и в Америке, если долетишь, конечно. Я тебя не пугаю, ты же взрослый, сильный парень. Придумай что-нибудь. Я сказал все. Теперь делай как знаешь. Но я не хочу, чтобы еще и ты… — Он повернулся и шатаясь двинулся прочь. Алексей стоял и смотрел вслед нелепой длинной фигуре, которая шла не разбирая дороги, наступая в лужи и запинаясь о поребрики, подскальзываясь на чем-то, что для любого другого не было бы препятствием.

Алексей поверил Сереже. Поверил сразу, с первых его слов, и слушал до конца, ни о чем не переспрашивая и не перебивая. Что тут еще спрашивать? Все ясно. Прощай, Катерина. Надо ложиться на такое дно, о котором он даже и не думал раньше. Куда вот только?

Он повернулся и быстрыми шагами пошел к проспекту — нужно ловить машину, в дороге что-нибудь придумается — и тут же услышал за спиной топот и тяжелое дыхание. «Ну вот, началось». Он резко крутанулся на месте, принимая боевую стойку. Сергей Андреевич, растрепанный, красный, с развевающимися полами плаща сделал еще два шага и остановился перед Алексеем:

— Это я, я, не беспокойся. Я хочу, чтобы ты знал все. Вообще все. Толик — это из-за меня. Он сидел у нас на крючке по кокаину. Когда тебя стали, искать, начали поднимать архивы. Толик был связан с трофейщиками. Я поехал к нему, и он дал мне все адреса, всех кого он знал. И тебя. Он плакал, Алеша, плакал и писал. Это я виноват. Все. — Он снова повернулся и пошел от Алексея, теперь уже медленно, ссутулившись, словно ожидая удара сзади.

Алексей посмотрел вокруг. Газон, небо, дома, маленький садик с детскими качелями — все было черно-белым. Почувствовав на щеках слезы, он сжал кулаки и пошел к проспекту.

— Вы должны подняться с колен. Как вы можете спокойно терпеть всю эту сволочь, разворовывающую Россию, — неужели вам на это наплевать? Вы начните с себя — вы, именно вы и есть эта самая Россия, вы, рабочий человек, всю жизнь положивший на то, чтобы людям было что есть и было что пить, вы, каждый божий день в поте лица своего добывающий свой хлеб, — вы лишены всего: у вас отняли работу, у вас нет семьи, наконец, у вас отобрали последнее, что у вас было: то, на что каждый человек имеет право, — жилье. Вы, которые работали всю свою жизнь, вы лишены всего, а сытая сволочь, которая в жизни своей пальцем не пошевелила, чтобы хоть видимость какого-то труда изобразить, — посмотрите — они все на иномарках. Это они теперь в вашей квартире живут, жируют, ездят за границу, не вылезают из ресторанов, эта камарилья воров и бандитов, эти несколько тысяч человек присвоили себе богатства всей нашей страны, все, что заработали и вы в том числе, Роберт Карлович. Неужели вы будете это терпеть? Как хотите — вы можете снова вернуться в свой подвал и оттуда смотреть, как жирует сытая сволочь, напившись вашей крови. А можете помочь тем, кто хочет все это изменить, кто действительно болеет за Россию душой, кто даже сейчас, в это тяжелое время, не сложил руки, не поддался отчаянию, а продолжает верить, продолжает бороться и победит, обязательно победит. Подумайте, Роберт Карлович, это очень серьезно.

Сергей Степанович — крепкий, среднего возраста мужик, именно мужик, простой, с открытым, честным лицом, с большими рабочими руками, с глубокими складками, прорезающими толстую дубленую кожу щек, — был одет в строгий темный просторный костюм, в белую рубашку с неброским галстуком. На толстом пальце сияло узкое обручальное кольцо, волосы, седеющие на висках, Сергей Степанович носил короткие — ежиком и впечатление на собеседника производил самое благоприятное. Роберт сидел напротив него через письменный стол и внимательно слушал.

— Все это так, да-а… — протянул он, когда Сергей Степанович сделал паузу. — Сволочи они, конечно. Ну а мне-то что делать? Один черт, подыхать. Вы вот живете, у вас и квартира есть…

— Комната, — перебил его Сергей Степанович, — в коммуналке. С женой и дочерью. А я мастером на Кировском сколько лет оттарабанил.

— Ну ладно, у вас — комната, а у меня — вообще ни хрена.

— А вы видите, где находитесь? Все своими руками сделано. Помещение выбили у этой мэрии буржуйской: не посмели отказать — уже маленькая победа. Здесь такой бомжатник был… — Сергей Степанович искоса взглянул на Роберта. — Да, бомжатник, — повторил он. — Сами отремонтировали, привели в божеский вид, столовую сделали, сантехнику, все! Зарегистрировали как военно-патриотический клуб. Пусть только сунутся! Так что, если хотите, Роберт Карлович, работайте с нами, в обиде не будете, это я вам обещаю. — Он замолчал и забарабанил пальцами по столу.

— Знаешь, дружище, — тоже помолчав немного, сказал Роберт, — меня агитировать не надо. Уж агитировали, хватит. Сыт по горло. За кашу спасибо, а я пойду, пожалуй… — Он начал подниматься со стула. — Извините за беспокойство…