пастбища с плохой новостью: бурей повалило ограждение загона и все козы разбежались. Теперь они остались и без молока. Оливер вздохнул. Это был жестокий удар. Катрин видела его отчаяние и попыталась его утешить.
– Я сделаю вкусный зеленый салат, – пообещала она.
– Я хочу есть! – вдруг воскликнула Лина. – Хочу горячего, настоящего и сытного, а не траву от Катрин. – Она была вне себя и набросилась на Оливера: – А во всем виноват ты! Почему ты не уследил за спичками? Ты же у нас в ответе за все! Дом рухнул, огонь погас, козы разбежались, мы голодные и трясемся от холода… К твоему сведению: я больше не буду исполнять твои приказы! – и она, рыдая, убежала вниз и скрылась в лесу.
Дети стояли сокрушенные и смотрели на Оливера, который молча взялся за метлу и продолжил мести пол.
«Началось, – подумал Курт Конрад. – Интересно, кто будет следующим?»
Следующими были, надо с прискорбием признать, Диана и Томас. Их преследовали неудачи со сбором фруктов. Ветер и дождь сорвали и побили о землю то, что висело на ветках. Стволы деревьев были мокрые и скользкие, и Диана ругалась самыми страшными цирковыми проклятиями. Томас тоже был не в духе: мокрый пудинг-плод выпал из рук Дианы и разбился о голову Томаса. Когда они вернулись к Оливеру со своей жалкой добычей, тот был не в восторге.
– И это всё? – спросил он. – На одиннадцать голодных ртов?
– Ах, еще и упреки! – крикнула Диана. – Если тебе этого мало, можешь сам полазить по деревьям.
И она резко отвернулась от Оливера и ушла прочь.
– Да, – подыграл Томас. – А потом пусть тебе на голову шмякнется пудинг-плод!
Революция шла полным ходом.
«Лина, Пауль, Диана и Томас на моей стороне, – прикидывал Курт Конрад. – При первой же возможности я нанесу удар».
К вечеру всеобщее отчаяние достигло предела. Дождь не переставал, дети кашляли и чихали, мерзли в мокрой одежде и хотели есть. Перспектива еще одной ночи под открытым небом всех удручала. С наступлением темноты все собрались у своей бывшей виллы. Недовольные тоже вернулись к старому очагу, потому что в одиночку в темном лесу было еще хуже, чем здесь, где они были хотя бы вместе. И вот они сидели на каменном плато, измученные и отупевшие, слишком усталые, чтобы хоть что-то предпринять против своей беды. У всех было только одно желание: добыть огонь, чтобы согреться и приготовить что-нибудь горячее.
И вдруг случилось что-то невероятное. В воздухе промелькнул маленький огонек, потом в темноте засветилась горящая точка, не больше жучка-светлячка. Дети безмолвно уставились на чудесное явление. Прошло некоторое время, прежде чем они поняли, что это было: перед виллой стоял Курт Конрад и курил сигарету! Оливер был первым, кто издал восклицание, после которого замер, как и все остальные, на несколько секунд. Его возмутило не то, что Курт Конрад курил, – какой же тринадцатилетний мальчик не балуется этим? – а то, что парень обладал зажигалкой и месяцами держал это в тайне; и что он оставил их всех, десятерых промокших и продрогших детей всю ночь и весь следующий день мерзнуть и голодать; все это привело его в такое негодование, что он в один прыжок очутился рядом с Куртом и выбил сигарету у него изо рта.
– Негодяй, – взревел он, – такой бездонной подлости я еще никогда не видел!
Курт Конрад такого не ожидал; он представлял себе все по-другому. Он рассчитывал на то, что дети встретят его ликованием как спасителя от ужасного бедствия. Он собирался воспользоваться их воодушевлением, чтобы опозорить Оливера и стать вождем на Инсу-Пу. Но тут вдруг понял, что все настроены против него. Вместо благодарности и восхищения он видел на лицах вокруг себя только враждебность и отчуждение.
– Дай сюда зажигалку! – прорычал Оливер.
– Не дам, – прорычал в ответ Курт Конрад, – она моя!
– Ах так? – крикнул Оливер. – А вот мы сейчас посмотрим…
И не успел враг отпрыгнуть, как Оливер схватил его за плечи и поставил на колени. Курт Конрад тут же снова встал на ноги и приготовился к следующей атаке Оливера. Между ними завязался жестокий поединок. Оливер был гораздо сильнее Курта Конрада и дрался, вымещая всю свою накопленную ярость. Но противник был более ловким и увертливым и владел приемами джиу-джитсу. Он то и дело спокойно подпускал к себе Оливера, давал ему размахнуться, а потом вдруг резко пригибался, дергал противника за ноги, и Оливер тяжело падал на землю. Дети держались на безопасном отдалении. От страха они забывали дышать, так опасно и грозно выглядел этот бой. Зепп отвел Штефана в сторону.
– Надо вмешаться, – прошептал он. – Оливер долго не продержится.
И он решительно бросился между двумя бойцами.
– Стоп, – крикнул он, – довольно! Счет один – один. Ничья. Граждане детского государства призываются проголосовать, кто должен стать вашим предводителем, Оливер Ломан или Курт Конрад.
– Да, – прохрипел Оливер, – голосуйте.
– Как бы не так! – крикнул Курт Конрад, заметив, что силы Оливера уже на исходе.
Он снова ринулся на врага, но Зепп поставил ему подножку, и тот растянулся во весь рост.
– Я голосую за Оливера, – сказал Зепп.
– Я тоже, – сказал Штефан.
– А ты? – повернулся Зепп к Лине.
– Я за Курта Конрада.
Маленький Вольфганг выкрикнул:
– Я за Оливера.
– Пауль? – спросил Зепп.
– Курт Конрад.
– Клаудиа?
– Оливер.
– А ты, Диана?
Змеедама медлила с ответом. Потом опустила голову и тихо сказала:
– Курт Конрад.
Зепп посмотрел на нее с упреком и тихо сказал:
– Тьфу! А ты, Томас?
– Томас будет голосовать так же, как я, – с вызовом крикнула Диана.
Штефан был вне себя, что эта Змеедама захотела перетянуть его младшего брата на вражескую сторону.
– Томас сам знает, кого выбрать.
Но Томас абсолютно не знал этого. Он смущенно переводил взгляд со Штефана на Диану и наконец сказал:
– Мне все равно. Но если Диана так хочет, я проголосую за Курта Конрада.
– Итак, – воскликнул Курт Конрад, – четыре голоса за меня и четыре за Оливера.
– Еще одного голоса не хватает, – Зепп огляделся.
– Моего, – сказала Катрин. Она выступила вперед и подошла вплотную к Курту Конраду. Ее маленькое личико пылало. Вот и наступил тот момент, которого она так давно и страстно ждала. – Ну? – спросила она. – Ну, Курт Конрад? Кого, ты думаешь, я должна выбрать?
Это было огромное удовольствие – заставить его трепетать и дергаться так же, как он тогда заставлял дергаться птицу в силке и одну девочку. И потом, выдержав долгую, напряженную паузу, она сказала медленно и с расстановкой:
– Я голосую за Оливера!
– Пять – четыре! – возвестил Зепп, голос у него срывался от радости. – Оливер Ломан переизбран. Все остается так, как было.
– Нет, – сказал Оливер. – Так, как было, не останется.
– Почему же нет? – огорчился Зепп. –