— Они с Мариной… это его девушка… стали жить вместе спустя считанные дни после знакомства. Все окружающие тогда крутили пальцем у виска. Мало того, что очень быстро, необдуманно, так ещё и Илья… со странностями. Многие жалели Марину, говорили, что связалась с ненормальным. А им было плевать. Они просто любили друг друга. Им было хорошо вдвоём.
Оля молчала, задумчиво рассматривая свой маникюр.
— Можно ходить за ручку полгода и только потом поцеловаться — но это ещё не гарантирует того, что люди будут счастливы вместе, — продолжил Рус.
— А в нашем случае, значит, есть гарантии? — ядовито спросила Оля.
— Я не знаю, — серьёзно отозвался он. — Честное слово, не знаю, что ждёт нас с тобой дальше. Но сейчас мне… тоже хорошо. Просто хорошо. Именно с тобой, а не с кем-то ещё. Не с абстрактной “нажопницей”, — не удержался он от шутки и машинально отклонился, чтобы избежать очередного болезненного тычка.
Вопреки ожиданиям, Оля не стала его бить.
— Мне с тобой тоже очень хорошо, — тихо сказала она. — Во всех смыслах. Хорошо, спокойно, надёжно… я и не знала, что так бывает.
— Так бывает, — он притянул её к себе, погладил по спине. Оба не проронили ни слова о будущем, хотя Рус готов был поклясться, что Оля сейчас думает о том же, что и он. Что будет с ними обоими после этой поездки?..
— Может, пойдём? — предложил он, меняя деликатную тему. — Становится холодно, скоро начнёт темнеть, а нам ещё искать место для ночлега.
Оля молча кивнула.
34
Осадок от разговора у озера был не то чтобы неприятным, но заставил Руса задуматься о неизбежности скорого расставания.
Сколько им осталось? Мелочь, сущие пустяки, чуть больше недели вместе… а что потом? В голову весь вечер почему-то лезла старая песня начала нулевых, точнее, разрозненные строки, извлечённые из каких-то закоулков памяти: “Сколько нам с тобой теперь осталось, лишь малость… И съедает нас моя дорога, тревога… Между мной и тобой остаётся ветер…”*
Ну смешно же было, в самом деле, рассчитывать на то, что Оля вот так, махом, по его хотению и велению изменит свою привычную жизнь и вернётся в Россию. Да, со стороны её существование в США выглядело не слишком-то радужным: отсутствие визы, сомнительное место работы, странные друзья типа Лейлы… но это только со стороны. Кто знал, кроме неё самой, насколько всё это ей важно и необходимо? Кто знал, чего или кого она боялась в России — боялась так, что даже минусы здешнего нелегального положения представлялись ей милее и безопаснее?
— Не спишь? — тихонько спросила Оля, уютно устроившись у него под боком. Давно перевалило за полночь. Они успели поужинать в городе, заселиться в мотель, дважды заняться любовью, а на утро у них был запланировал старт в новую точку маршрута — по идее, оба должны были уже дрыхнуть без задних ног, но как выяснилось, Оле тоже не спалось.
Рус нащупал в темноте её ладонь и положил себе на грудь, словно предлагая ощутить биение его сердца.
— Нет. Думаю, — отозвался он после паузы.
— О чём?
— О тебе, обо мне…
— А что именно думаешь?
— Это сложно сформулировать, — усмехнулся он. Её ладошка поглаживала его грудь, живот, провокационно спускаясь всё ниже. Э, нет, не сейчас! Он перехватил Олину руку на полпути и осторожно спросил:
— Твои родные в России… они никогда не пытались тебя разыскать, как-то связаться?
Оля замерла и умолкла.
Он терпеливо ждал. Молчание затягивалось. В тот самый момент, когда Рус совсем было решил, что Оля собралась снова обидеться или поиграть в партизанку на допросе, она наконец нехотя ответила:
— Может, и пытались. Но я предпочла хорошо замести следы. Единственные люди, с которыми общались мои… родные — это хост-семья, в которой я жила здесь во время учёбы. Да только они тоже совершенно не в курсе, где меня искать.
— Ты ушла от них, не оставив новых координат?
— Да, — отозвалась Оля. — Я их обманула. Они были уверены, что я улетела в Россию… даже довезли меня до аэропорта, обняли и помахали ручкой на прощание. А я… я просто не пошла на свой рейс.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Ты сумасшедшая, — выдохнул Рус. — Совершенно безумная, знаешь это? Твоя американская семья… они же, наверное, очень волновались. В конце концов, у них могли быть неприятности по твоей вине, они ведь несли за тебя какую-то ответственность?
— Именно поэтому я и дотянула до самого аэропорта, чтобы свести их ответственность к минимуму. Откуда им было знать, что эта бессовестная русская останется в Америке нелегально?
— Неужели игра стоила свеч? — осторожно спросил он.
— Мне нельзя было возвращаться, — просто сказала Оля. — Тот человек, который ждал меня в России… мой отчим… он бы меня убил.
— В буквальном смысле?
— Может, и в буквальном…
— Господи, да за что?!
— За то, что не вела себя здесь, как положено, — она вдруг прижалась к нему всем телом, и Рус почувствовал, что она дрожит. Он обнял её, пытаясь согреть и успокоить. Хотелось задать миллион вопросов одновременно, но он не спешил. Главное — не спугнуть её, пока она разговорилась.
— Он делал с тобой в России что-то… против твоей воли?
— Если ты имеешь в виду, не насиловал ли он меня, то нет, — отозвалась она. — Но я не уверена, что он не осуществил бы это после моего возвращения. Поверь, у меня были основания так считать.
Руса передёрнуло.
— Я очень боюсь его. Боюсь и ненавижу, — быстро и горячо заговорила Оля. — Я впервые начала дышать и жить по-настоящему только тут, в США — когда вырвалась из-под его надзора.
— Слушай, ну сейчас ты уже взрослый совершеннолетний человек. При чём тут вообще твой отчим? — спросил Рус в искреннем недоумении. — Он не имеет к тебе никакого отношения, ты можешь вернуться и жить своей жизнью, в которой ему больше не будет места…
— Нет, нет, нет! — воскликнула она в панике. — Я не могу! Я никогда туда не вернусь! Даже маленький, крошечный шанс на то, что мы можем с ним когда-нибудь случайно увидеться… пересечься ненароком… меня это просто парализует. Я не хочу! Не поеду! Мне страшно!..
Голая грудь Руса моментально сделалась мокрой от её слёз. Похоже, намечалась классическая женская истерика. Шокированный этой внезапной вспышкой, Рус не стал больше давить, а просто ещё крепче прижал её к себе и шепнул:
— Хорошо-хорошо… я тебя понял. Как скажешь, — и не выпускал из объятий до тех пор, пока она, в последний раз коротко и судорожно всхлипнув, не обмякла и постепенно не успокоилась, вздрагивая и прерывисто вздыхая.
А девочке, похоже, требуется серьёзная психотерапевтическая помощь, понял он совершенно отчётливо. Вряд ли она сможет справиться с этой фобией самостоятельно… Бедняга, как же долго она живёт с этим, носит в себе, скрывает от всех?
— Ты, наверное, думаешь, что я психопатка? — спросила Оля с нервным смешком после паузы, демонстрируя чудеса проницательности.
— Я думаю, что ты взвалила на себя непосильную ношу, и что тебе очень тяжело её нести, — вздохнул он.
— Своя ноша не тянет, — отозвалась она то ли в шутку, то ли всерьёз. Он приподнялся над ней на локтях, по очереди поцеловал её сначала в одно обнажённое плечо, затем в другое.
— И как, скажи на милость, мне не жалеть эти хрупкие плечики, на которых лежит вся тяжесть этого мира? — продекламировал он почти торжественно.
Она приподнялась ему навстречу, обхватив руками за шею.
— Займёшься со мной ещё раз мерзким и противным сексом? — шепнула она. — Меня это как-то… успокаивает.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
___________________________
* Строки из песни “Между мной и тобой” (2000) Шамиля Малкандуева, выступавшего под сценическим псевдонимом Оскар.
35
Оля
Сан-Франциско, прошлое
Ей казалось — как только Брэндон уедет, она тут же умрёт. Не сможет существовать без него физически. Однако жизнь, как ни странно, продолжалась и шла своим чередом…