Рус прижимал Олю к себе, всё время бессознательно поглаживая и уткнувшись носом в её макушку. Она доверчиво льнула к нему, будто котёнок, изголодавшийся по ласке, и с удовольствием отзывалась на его объятия и поцелуи. Он не мог перестать целовать её, постоянно хотелось трогать это лицо и тело своими губами, и Рус то и дело касался Олиных щёк, волос, губ, словно помечал невидимыми печатями: “Моя! Моя! Моя!” Это было офигенно крутое ощущение.
…Здесь же, на озере, они впервые и поссорились.
У входа в один из многочисленных парков, расположенных на берегу, обнаружился симпатичный сувенирный магазинчик с жизненно необходимыми каждому туристу безделушками: магнитиками, кепками, футболками, кружками, брелоками и открытками.
— О! — вспомнил Рус. — Лейла очень просила отправить ей открытку с местным видом. Давай что-нибудь здесь выберем?
В итоге, весело обсуждая ассортимент, хихикая и подталкивая друг друга локтями под насмешливо-понимающие взгляды продавца-китайца, они набрали кучу ярких открыток Олиным американским подругам и друзьям Руса из России. Он хотел было расплатиться, но Оля внезапно вспыхнула и надулась, заявив, что свои открытки вполне в состоянии оплатить и сама.
— Да ладно тебе, — удивился он, — это такая мелочь…
— Не мелочь! — возразила она, краснея чуть не до слёз. — Пойми, мне и так неудобно перед тобой. Ты пригласил меня в это путешествие и взял на себя практически все расходы… а теперь вот даже за открытки не даёшь заплатить. Я чувствую себя содержанкой, честное слово.
И тут дёрнул его чёрт так коряво и неудачно пошутить!
— Все мои расходы сполна компенсируются, — заявил он с многозначительной улыбкой.
Услышав это, Оля застыла как соляной столп.
Ну разумеется, он вовсе не имел в виду, что она расплачивается за всё натурой — то есть собственным телом! Он хотел сказать совсем, совсем другое… То, что Олино присутствие дарит ему невозможно много радости и ощущение полноты жизни, что он безумно благодарен ей за то, что она согласилась на эту поездку… и что её упоминание о расходах в данном контексте было просто неуместно. Но получилось так, как получилось.
Олины щёки пошли пятнами стыда.
— Хорошо отрабатываю, значит, да? — выговорила она дрожащими губами. — Стараюсь… Господин правда доволен?
Рус готов был откусить свой проклятый язык. Примирительно подняв ладони, точно сдаваясь, он сказал:
— Да нет же, Оль, ты всё не так поняла. Дело не в том, что ты “отрабатываешь”…
— А в чём ещё? — горько бросила она ему в лицо. — Я-то думала… я надеялась, что ты действительно другой. А ты… такой же, как все — главной целью было просто затащить меня в постель! Девочка "в дорогу"… как там у вас, у байкеров, это называется, я забыла? Нажопница?..
— Оля!!!
Полоснув по его лицу ненавидящим взглядом, Оля выскочила из магазинчика, шарахнув дверью так, что продавец и Рус едва не оглохли от звона подвешенного там колокольчика. Он хотел было рвануть за ней, но китаец ненавязчиво придержал его за локоток и напомнил, что за открытки всё-таки следует заплатить. Можно было бы наплевать и уйти без покупок, но стало неудобно перед хозяином. Чертыхаясь про себя, Рус рассчитался, а продавец добродушно посочувствовал по-английски с сильным акцентом:
— Судя по всему, мистер облажался?
— Ещё как облажался… — буркнул “мистер” и, подхватив купленные открытки, рванул из магазина вслед за Олей.
Найти её удалось не сразу — она быстро слилась с пёстрой туристической толпой, так что, выскочив за порог, Рус банально растерялся, не зная, в какую сторону ему следовало бежать.
На звонки Оля, естественно, не отвечала — спасибо хоть, вообще телефон не вырубила, иначе Рус сошёл бы с ума. Он отправил ей несколько сообщений с самыми искренними извинениями, но они так и остались непросмотренными, хоть и были доставлены. Безумная девчонка… И ведь станется с неё накрутить себя, напридумывать, загрузиться по самую маковку негативом… Но он тоже хорош, надо было такое ляпнуть!
Рус без особой надежды на успех несколько раз прошёлся вдоль берега, высматривая среди туристов знакомую золотисто-рыжеватую макушку, но понимал, что это как искать иголку в стогу сена. Оставалось только уповать на то, что Оля потихоньку остынет и соизволит прочитать его сообщения. Обычно она быстро вспыхивала, но так же быстро отходила. Болезненно самолюбивая, упрямая как ослица, мнительная, независимая, острая на язык, порой абсолютно невыносимая… та, к которой он уже успел прикипеть так, что самому было страшно. Вот и сейчас — умом он понимал, что ничего плохого с Олей, по идее, случиться не должно, вряд ли именно в туристическом месте к ней прицепятся с проверкой документов, но… на сердце всё равно было тревожно и муторно. Впервые они так серьёзно поссорились, все прошлые кратковременные стычки теперь казались ему детским садом. Сейчас, похоже, Оля была на него по-настоящему сильно обижена… Всё-таки он непроходимый болван.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Он обнаружил её на одном из пляжей — она сидела на скале у самой воды, словно русалка, и взглядывалась в линию горизонта.
Рус молча подошёл, встал чуть поодаль — в паре шагов. Оля не шелохнулась, но он готов был поклясться, что она его заметила. Он осторожно, стараясь не делать резких движений (не спугнуть бы этого дикого зверёныша!), накинул на неё плед, который так и таскал с собой. Знал же, что она всегда мёрзнет как цуцик… маленький, глупый, невозможно прелестный цуцик.
Олины губы всё ещё обиженно подрагивали, но плед со своих плеч она не сбросила и вообще ничего не сказала. Продолжала сидеть, уставившись вдаль и гордо игнорируя присутствие Руса. Он деликатно присел на камень с другой стороны, не касаясь девушки.
Несколько минут прошло в молчании.
— Четыре доллара двадцать пять центов, — сказал он наконец.
Оля оторвала взгляд от воды и перевела его на Руса.
— А?..
— Говорю, с тебя четыре доллара двадцать пять центов. За открытки, — пояснил он невозмутимо.
Она тут же полезла за наличкой и протянула ему пятидолларовую купюру.
— Сдачи не надо, — тон её был насмешливым, но уже вполне дружелюбным.
— Оставлю себе, если скажешь, что простила меня, — заявил Рус.
Оля от души саданула его кулачком.
— Не простила! Ты полный придурок.
— Согласен, — потирая ушибленное место, покладисто подтвердил он и поморщился. — Слушай, какая у тебя рука тяжёлая…
— Вот именно! Советую впредь не забывать об этом, — Оля улыбнулась краешком губ.
— Ну так что, мир? — Рус привычно протянул ей мизинец. — Мирись, мирись, мирись и больше не дерись, а если будешь драться — я буду кусаться!
Она фыркнула и подала ему свою руку, а затем привалилась головой к его плечу. Должно быть, это означало полное прощение. У Руса словно камень с души упал.
— Понимаешь, — сказала она после паузы, — ты ведь в чём-то прав…
— В чём это я прав? — спросил он подозрительно.
— Ну, то, что между нами происходит… разве это нормально?
— Слушай, я, может, туплю, но… чего ненормального-то?
— Мы с тобой знакомы всего лишь шесть дней. Шесть! — отчеканила она таким обвиняющим тоном, словно говорила об убийстве.
— Серьёзно, что ли? — Рус пожал плечами. — С ума сойти. У меня ощущение, что я тебя знаю давным-давно…
— А в постель мы с тобой улеглись на четвёртый день после знакомства, — докончила она совершенно убитым тоном.
Он чуть было не рассмеялся, но вспомнил её обидчивость и сдержался.
— И что с того, Оль? Ну, на четвёртый… а если бы не на четвёртый, а на пятый или шестой? На двенадцатый? На тридцатый? Что изменилось бы? Здесь нет каких-то правил и конкретных сроков. Только чувства…
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— Разве чувства могут зародиться так быстро? — неуверенно протянула она.
— А почему нет? Помнишь моего друга Илюху?..
Оля улыбнулась.
— У меня уже сложилось ощущение, что он и мой друг тоже, ты так часто про него рассказываешь… Конечно помню. А что?