150. ПРОШЕНИЕ
Ваше благородие! Теперь косовица,Хлебушек сечется, снимать бы пора.Руки наложить? На шлее удавиться?Не обмолотить яровых без Петра.
Всех у нас работников — сноха да внучек.Молвить по порядку, я врать не люблю,Вечером пришли господин поручикВроде бы под мухой. Так, во хмелю.
Начали, — понятное дело: пьяный,Хмель хотя и ласковый, а шаг до греха,—Бегать за хозяйкой Петра, Татьяной,Которая нам сноха.
Ты из образованных? Дворянского рода?Так не хулигань, как последний тать.А то повалил посреди огорода,Принялся давить, почал хватать.
Петр это наш, это — мирный житель:А ни воровать, ни гнать самогон.Только, ухватившись за ихний китель,Петр ненароком сорвал погон.
Малый не такой, чтобы драться с пьяным,Тронул их слегка, приподнял с земли.Они же осерчали. Грозя наганом,Взяли и повели.
Где твоя погибель — поди приметь-ка,Был я у полковника, и сам не рад.Говорит: «Расстреляем!» Потому как ПетькаБудто бы есть «большевистский гад».
Ваше благородие! Прилагаю при этомСдобных пирогов — напекла свекровь.Имей, благодетель, сочувствие к летам,Выпусти Петра, пожалей мою кровь.
А мы с благодарностью — подводу, коня ли,Последнюю рубашку, куда ни шло…А если Петра уже разменяли — Просим отдать барахло.
<1928> Днепропетровск
151. СТРОИТЕЛЬ
Мы разбили под звездами таборИ гвоздем прикололи к шестуНаш фонарик, раздвинувший слабоГуталиновую черноту.На гранита шершавые плитыАккуратно поставили мыВатерпасы и теодолиты,Положили кирки и ломы.И покуда товарищи спорят,Я задумался с трубкой у рта:Завтра утром мы выстроим город,Назовем этот город — Мечта.В этом улье хрустальном не будетКомнатушек, похожих на клеть.В гулких залах веселые людиБудут редко грустить и болеть.Мы сады разобьем, и над нимиСтанет, словно комета хвостат,Неземными ветрами гонимый,Пролетать голубой стратостат.Благодарная память потомка!Ты поклонишься нам до земли.Мы в тяжелых походных котомкахДля тебя это счастье несли!Не колеблясь ни влево, ни вправо,Мы работе смотрели в лицо,И вздымаются тучные травыИз сердец наших мертвых отцов…Тут, одетый в брезентовый китель,По рештовкам у каждой стены,Шел и я, безыменный строительУдивительной этой страны.
1930
152. КИТАЙСКАЯ ЛЮБОВЬ
Полезно заметить,Что с Фый Сянь куМаруська сошлась, катаясь.Маруська пошлаНа Москва-реку,И к ней подошел китаец.
Китаец был желтИ черноволос,Сказал ей, что служит в тресте.Хоть он и скуластИ чуточку кос,А сели кататься вместе.
Он выпалил сотнюЛюбовных слов,Она ему отвечала.Итак, китайская эта любовьИмеет свое начало.Китаец влюбился,Как я, как все…В Таганке жила Маруська.Китаец пришел к ней.Ее соседНа нехристя пса науськал.
Просвирни судачили из угла:«Гляди-ка! С кем она знается!»И Марья Ивановна предрекла:«Эй, девка!Родишь китайца!»
«В какую ж он мастьПойдет, сирота?» —Гадали кумушки заново.«Полоска бела, полоска желта», —Решила Марья Ивановна.
Она ошибалась.Дитя родилось —Гладкое, без полосок.Ребенок был желтИ слегка раскос,Но — определенно — курносый!
Две мощные кровиВ себе смешав,Лежал,Кулачки меж пеленок пряча,Сначала поплакал,Потом, не спеша,И улыбаться начал.
Потом,Расширяя свои берега,Уверенно, прочно, прямоПошел на короткихКривых ногахИ внятно промолвил: «Мама».
Двух расВ себе сочетающий кровь,Не выродился,Не вымер,Но жил, но рос,Крутолоб и здоров,И звали его —Владимир!
А мать и отец?Растили сынкаИ жили да поживалиИ, как утверждают наверняка,Китайца не линчевали.
<1931>
153. АФРОДИТА
Протирая лорнеты,Туристы блуждают, глазеяНа безруких богинь,На героев, поднявших щиты.Мы проходим втроемПо античному залу музея:Я, пришедший взглянуть,Старичок завсегдатайИ ты.
Ты работала сменуИ прямо сюда от вальцовки.Ты домой не зашла,Приодеться тебе не пришлось.И глядит из-под фартукаКраешек синей спецовки,Из-под красной косынки —Сверкающий клубень волос.Ты ступаешь чуть слышно,Ты смотришь, немножко робея,На собранье боговПод стволами коринфских колонн.Закатившая очи,Привычно скорбит Ниобея,Горделиво взглянувший,Пленяет тебя Аполлон.
Завсегдатай шалеет.Его ослепляет Даная.Он молитвенно стихИ лепечет, роняя пенсне:«О небесная прелесть!Ответь, красота неземная,Кто прозрел твои формыВ ночном ослепительном сне?»Он не прочь бы пощупатьОкруглость божественных ляжек,Взгромоздившись к бессмертнойНа тесный ее пьедестал.И в большую тетрадьВдохновенный его карандашикТе заносит восторги,Которые он испытал.«Молодой человек! —Поучительно,С желчным присвистом,Проповедует он,—Верьте мне,Я гожусь вам в отцы:Оскудело искусство!Покуда оно было чистым,Нас божественной радостьюЩедро дарили творцы».
Уходи, паралитик!Что знаешь ты,Нищий и серый?Может быть, для МадонныНатурой служила швея.Поищи твое небоВ склерозных распятьях Дюрера,В недоносках Джиото,В гнилых откровениях Гойя́.Дорогая, не верь!Если б эти кастраты, стеная,Создавали ее,Красота бы давно умерла.Красоту создаетТрижды плотская,Трижды земнаяПепелящая страсть,Раскаленное зренье орла.Посмотри:Все богини,Которые, больше не споря,Населяют Олимп,Очутившийся на Моховой,Родились в городкахУ лазурного теплого моря,И — спроси их —ЛюбаяБыла в свое время живой.Хлопотали ониНад кругами овечьего сыра,Пряли тонкую шерсть,Пели песни,Стелили постель…Это жен и любовницВ сварливых властительниц мираПревращает Скопас,Переделывает Пракситель.
Красота не угасла!Гляди, как спокойно и прямоВыступал гладиатор,Как диск заносил Дискобол.Я встречал эти мускулыНа стадионе «Динамо»,Я в тебе, мое чудо,Мою Афродиту нашел.Оттого на тебя(Ты уже покосилась сердито)Неотвязно гляжу,Неотступно хожу по следам.Я тебя, моя радость,Живая моя Афродита, —Да простят меня боги! —За их красоту не отдам.Ты глядишь на них, милая,Трогаешь их, дорогая,Я гляжу тебе вследИ причудливой тешусь игрой:Ты, я думаю молча,На цоколе стройном, нагая,Рядом с пеннорожденнойКазалась бы младшей сестрой,Так румянец твой жарок,Так губы свежи твои нынче,Лебединая шеяТак снежно бела и стройна,Когда бы в МиланеТебя он увидел бы — Винчи, —Ты второй ДжиокондойСияла бы нам с полотна!Между тем ты не слепок,Ты — сверстница мне,Ты — живая.Ходишь в стоптанных туфлях.Я родинку видел твою.Что ж, сердись или нет,А тебя, проводив до трамвая,Я беру тебя в песню,Мечту из тебя создаю.Темнокудрый юнецПо расплывчатым контурам линийВсю тебя воссоздастИ вздохнет о тебе горячо.Он полюбит твой профиль,И взор твой студеный и синий,И сквозь легкую тканьЗолотое в загаре плечо.
Вечен ток вдохновенья!И так, не смолкая, гудит онОстрым творческим пламенемТысячелетья, кажись.Так из солнечной пеныВстает и встает Афродита,Пены вольного моря,Которому прозвище —Жизнь.
1931
ДРАМА