141. ПОГОНЯ
Полон кровью рот мой черный,Давит глотку потный страх,Режет грудь мой конь упорныйО колючки на буграх.
А тропа — то ров, то кочка,То долина, то овраг…Ну и гонка, ну и ночка…Грянет выстрел — будет точка,Дремлет мир — не дремлет враг.
На деревне у молодкиЛебедь — белая кровать.Не любить, не пить мне водкиНа деревне у молодки,О плетень сапог не рватьИ коней не воровать.
Старый конь мой, конь мой верный,Ой, как громок топот мерный:В буераках гнут вдалиВражьи кони — ковыли.
Как орел, летит братишка,Не гляди в глаза, луна.Грянет выстрел — будет крышка,Грянет выстрел — кончен Тришка.Ветер глух. Бледна луна.Кровь журчит о стремена.
Дрогнул конь, и ветра рокотТонет в травах на буграх.Конь упал, и громче топот,Мгла черней, и крепче страх.
Ветер крутит елей кроны,Треплет черные стога,Эй, наган, верти патроны,Прямо в грудь гляди, наган.
И летят на труп вороны,Как гуляки в балаган.
<1925> Екатеринослав
142. МОСТ ЕКАТЕРИНОСЛАВА
Мой хмурый мост угрюмого Днепровья,Тебя я долго-долго не встречал.У города, опоенного кровью,Легла твоя гранитная печаль.
Я не вернусь… А ты не передвинешьНа этот север хмурые быки.Ты сторожишь в моей родной долинеГлухую гладь моей большой реки.
Я многое забыл. Но всё же память,Которая дрожит, как утренний туман,—Навеки уплыла над хмурыми домамиНа дальний юг, на голубой лиман.
Я помню дни. Они легли, как глыбы, —Глухие дни у баррикад врага.И ты вздохнул. И этот вздох могли бы льНе повторить родные берега?
Звезда взошла и уплыла над далью,Волна журчит и плещет у борта.Но этот вздох, перезвучавший сталью,Еще дрожит у колоннад моста.
Она легла, земная грусть гранита,Она легла и не могла не лечьНа твой бетон, на каменные плиты,На сталь и ржавь твоих гранитных плеч.
А глубь всплыла и прилегла сердито,К твоим быкам прильнула, как сестра.Прилег и ты, и ты умолк, забытый,Старел и стыл на черном дне Днепра.
Прошли года, и города замолкли,Гремя и строясь в новые полки.А ты мечтал на грязном дне реки,Как ветеран, — тебе не в этот полк ли?
И шаг времен тебя швырнул на знамя:«Тебя, мол, брат, недостает в борьбе!»И как во мне, в других воскресла памятьО дорогом, о каменном тебе.
И вот пришли, перевернули трапы,Дымки горнов струили серебро,А ты напряг свои стальные лапыИ вновь проплыл над голубым Днепром.
Здорово, мост, калека Заднепровья!..Тебе привет от заводских ребят…Прошли года. Но ты расцвел здоровьем,И живы те, кто выручил тебя.
<1926>
143. РАЗГОВОР
«В туманном поле долог путьИ ноша не легка.Пора, приятель, отдохнутьВ тепле, у камелька.Ваш благородный конь храпит,Едва жует зерно,В моих подвалах мирно спитТрехпробное вино».
«Благодарю. Тепла земля,Прохладен мрак равнин,Дорога в город короляСвободна, гражданин?»
«Мой молодой горячий друг,Река размыла грунт,В стране, на восемь миль вокруг,Идет голодный бунт.Но нам, приятель, всё равно:Народ бурлит — и пусть.Игра монахов в доминоРассеет нашу грусть».
«Вы говорите, что народИдет войной на трон?Пешком, на лодке или вбродЯ буду там, где он.Прохладны мирные поля,В равнинах мгла и лень!Но этот день для короля,Пожалуй, судный день».
«Но лодки, друг мой, у рекиЛежат без якорей,И королевские стрелкиРазбили бунтарей.Вы — храбрецы, но крепок трон,Бурливые умы.И так же громок крик воронНад кровлями тюрьмы.Бродя во мгле, среди долин,На вас луна глядит,Войдите, и угрюмый сплинМалага победит».
«Благодарю, но, право, мы —Питомцы двух дорог.Я выбираю дверь тюрьмы,Вам ближе — ваш порог.Судьбу мятежников деля,Я погоню коня…Надеюсь — плаха короляГотова для меня».
<1926> Екатеринослав
144. ИСПОВЕДЬ
«Смотри, дитя, в мои глаза,Не прячь в руках лица.Поверь, дитя: глазам ксендзаОткрыты все сердца.
Твоя душа грехом полна,Сама в огонь летит.Пожертвуй церкви литр вина —И бог тебя простит».
«Но я, греховный сок любя,Когда пришла зима —Грехи хранила для тебя,А ром пила сама.
С любимым, лежа на боку,Мы полоскали рты…»
«Так расскажи духовнику,В чем согрешила ты?»
«Дебат у моего столаРелигию шатал.Мои греховные делаГремят на весь квартал».
«Проступок первый не таков,Чтоб драть по десять шкур:У Рима много дураковИ слишком много дур.
Но сколько было и когдаЛюбовников твоих?Как целовала и кудаТы целовала их?»
«С тех пор как ты лишен стыда,Их было ровно сто.Я целовала их туда,Куда тебя — никто».
«От поцелуев и винаДо ада путь прямой.Послушай, панна, ты должнаПрийти ко мне домой!
Мы дома так поговорим,Что будет стул трещать,И помни, что Высокий РимМне дал права прощать».
«Я помолюсь моим святымИ мессу закажу,Назначу пост, но к холостымМужчинам не хожу».
«Тогда прощай. Я очень радМолитвам и постам,Ведь ты стремишься прямо в адИ, верно, будешь там.
Но я божницу уберу,Молясь, зажгу свечу…»
«Пусти, старик, мою икру,Я, право, закричу!..»
«Молчи, господь тебя простиСвоим святым крестом!..»
«Ты… прежде… губы отпусти,А уж грехи — потом!»
<1926> Екатеринослав
145. ПОСТРОЙКА
Разрушенный дом привлекает меня:Он так интересен,Но чуточку страшен:Мерцают, холодную важность храня,Пустые глаза недостроенных башен,Под старой подошвой —Рыдающий шлак,И эхо шагов приближается к стону.
Покойной разрухи веселый кулак —Как в бубен —Стучал по глухому бетону.При ласковом ветре обои шуршатГубами старухи у мужьего гроба.Седых пауков и голодных мышатПустых погребов приютила утроба.НедавноС похмелья идущая в судНочная шпана на углах продавалаПо тыще рублей за ржавеющий пуд —Железный костяк недобитого зала.
Тут голод плясал карманьолу свою,А мы подпевали и плакали сами…Бревно за бревном — в деревянном строюУ каменных изб обернулись лесами.И нынче,Я слышу,Стучат молоткиВ подвалах —В столице мышиного царства:Гранитный больной принимает глоткиОткрытого доктором нэпом лекарства.И если из каждой знакомой дырыГлядела печаль,Обагренная кровью,То в ведрах своих принесли малярыРумянец покраски в подарок здоровью.Пусть мертвые — нет,Но больные встают.Недаром сверкает пила,И теплееРаботают руки, а губы поютО сделанном день изо дня веселее.
Испачканный каменщик,Пой и стучи!Под песню работать — куда интересней,Давай-ка, пока подвезут кирпичи,Товарищей вместе побалуем песней.А завтра, быть может, и нас, пареньков,Припомнят в одном многотысячном счете:Тебя — за известку, что тверже веков,Меня — за стихиО хорошей работе.
<1926>
146. КРЫЛЕЧКО