Она нервничает, и в тот же момент ребёнок, словно почувствовав её состояние, заходится в плаче, звуки которого напоминают ей мелодию до боли знакомой песни.
— Ля! Ля! Ля-ля-ля!..
«Странно плачет… Наверно будет певцом или музыкантом…» — меланхолично решает Лиса и соскальзывает в лёгкий, но удивительно привязчивый, цепкий сон.
— Не спи, не спи… — теребит её за плечо смутно знакомая женщина. — Пока в палату не переведут, спать нельзя. Там отдохнёшь.
— А Вы кто?.. — вежливо спрашивает Лиса.
На самом деле ей хотелось спросить, почему нельзя спать.
— Не помнишь меня?.. Мы когда-то в одном доме жили… Я к твоей маме в гости ходила. За рецептами и просто поболтать. Неужели не помнишь?
— А-а-а… да-да… — отвечает Лиса и просыпается окончательно. К своему стыду, она совершенно не помнит эту женщину.
— Твоя мама мне когда-то помогала. Теперь моя очередь. Счастливая ты — такой у тебя ребёночек красивый, белый, крепенький! Умничка! Хорошего мальчишечку родила!
Вот они — те слова, которые так важно услышать каждой матери!
Лиса буквально растаяла.
Так и не узнанная ею женщина напоила её крепким сладким чаем, вкуснее и слаще которого не было, пожалуй, на целом свете. С каждым горячим глотком в Лису возвращается жизнь, возвращаются силы и настроение. Напившись, она откидывается на подушку и благодарно улыбается. Сынок её тоже заактивничал, принялся толкать своего первого в жизни соседа.
Кто-то — она так и не заметила, кто и когда — положил ей на одеяло шоколадку с красивой «Жар-птицей» на обёртке.
Хорошо!
К утру рожениц в родильной палате стало больше. Одна из них поразила Лису особенно. Отёкшие ноги бедной женщины блестели, словно зеркало, а живот был громадным, словно гора. Женщина обильно потела, едва терпя терзавшую её тело боль, а потом как-то быстро, одну за другой, произвела на свет трёх девочек.
Тройня…
Это ж уму непостижимо!!!
Лиса вспомнила, что её сына дожидается всего один комплект «детского приданного» и осторожно скосила глаза. Спит. Маленький. Аккуратный. И один!!! Не тройня!
Через два часа детей унесли в детскую, а молодых мам развели по послеродовым палатам. Лису шатало, голова кружилась, позвоночник казался перешибленным сразу в нескольких местах, но всё уже было позади — жить можно! Дойдя до кровати, она рухнула в неё как подкошенная. Спать… спать… спать…
* * *
Саша всё это время ждал снаружи, во дворе больницы. Он договорился с выносившей какой-то медицинский мусор старенькой нянечкой, что та его известит, как только ребёнок родится. И остался. Сколько же он, охваченный тревогой, так простоял, прежде чем из приоткрывшейся двери не появилась уже знакомая старушка? Час, два, три или целую вечность?..
— Хорошая новость. Дорогая новость! Сын у тебя! Мальчик!!!
— Сын?!.. — Сашка застыл с блаженным видом.
Нянечка же, привычная к самым разным проявлениям отцовских эмоций, не размякла и не сбилась:
— Хороший мальчик. Здоровый, три восемьсот, рост пятьдесят три сант и метра. Мать и ребёнок чувствуют себя хорошо!
— Сантим е тра, — автоматически поправил её Сашка, доставая из кармана купюру.
Выхватив поданную ей пятёрку, «честно отработавшая свой хлеб» нянечка выдавать информацию тут же прекратила. Спрятав денежку в карман, она потеряла к Сашке всяческий интерес и, энергично хлопнув дверью, оставила новоявленного отца наедине с его радостью. Но через какое-то время, выглянув по каким-то своим нуждам, увидела, что тот так и не тронулся с места, улыбнулась и участливо поинтересовалась:
— Чего стоишь-то? Утром с гостинцами придёшь. Да смотри доктору и сёстрам денежку не забудь! А сейчас домой иди. Выспись как следует! Самое верное дело в такой ситуации!
— Разве я теперь усну? Разве теперь до сна? — Саша, совершенно неожиданно сцапал бабульку и закружил её в некоем подобии вальса: — Сашка родился! Сашка!
— А с виду — серьёзный человек, — принялась ворчать нянечка, оказавшись, наконец, на гранитном крыльце и ухватившись за его рукав, чтобы не так качало. — Молодёжь! Все вы малахольные! Никогда не угадаешь, чего от вас ждать! — придя в себя и перестав ворчать, она улыбнулась. — Шоколадку мне завтра принеси!
— Да хоть две! Не ругайся, бабуль, а скажи лучше, когда их увидеть можно?
— Жену — завтра вечером. Ей вниз разрешат спуститься. А малого — только на выписке.
— А выписка когда?
— Через недельку. Если кровь сдашь, то и через пять дней выпишут.
— Конечно, сдам! Бабуль, шоколадка с донорского пункта тоже твоя будет!
— Тогда не стой тут, на холоде! Заходи, я тебя чаем напою! Замёрз, небось?
С окончательно размякшей пожилой санитаркой они проговорили до самого рассвета.
— Ой, хоть душу отвела, — заметила та, расставаясь. — Наших-то, русских, почти никого не осталось. Поразъехались. А с местными, особенно с «понаехавшими», не больно-то и поговоришь… Ты иди, давай. Утро уже. И не волнуйся. Я за твоими, если что, присмотрю, — обнадёжила нянечка.
Глава 16
Жизнь в роддоме
Три препятствия есть на земле у людей: невежественность священнослужителей, атеизм ученых и безответственность демократов.
Пифагор, VI век до новой эрыСо времён Пифагора минуло двадцать шесть веков, но бытовые фобии, безбожность, невежество и безответственность по-прежнему остаются бичом современного общества. Люди не поумнели. Именно в этом состоят глубинные причины действа, происходящего в этой и в последующих главах.
АвторыМарт 1990 г. Азербайджанская ССР, г. БакуРассвело.
Сквозь пасмурную пелену рябит мелкий назойливый дождь. В его сырой хмари никак не понять — который сейчас час.
Кровать Лисы стоит у окна — ногами к подоконнику, изголовьем ко всей остальной палате. Чугунную голову не повернуть, и из-за этого рассмотреть новое обиталище повнимательнее не получается. Но и на первый взгляд, всерьёз урезанный выпирающими краями пропитанной холодным потом подушки, — картинка безрадостная: грозно-серое обилие железных кроватных силуэтов выглядит зловеще и тревожит до заполошного сердцебиения.
Непогода… Тишина, подчёркнутая монотонным шелестом дождя, давит, будто могильная плита…
«Все спят, и я ещё подремлю», — решила не поддаваться глупым страхам Лиса.
Решила, сосредоточилась и в самом деле вскоре уснула.
Разбудил её неприятный скребущий звук. Словно затупившимся стеклянным сколышем соскребали закаменевшую мастику со старого наборного паркета. Лиса испуганно открыла глаза и наткнулась на чужой неприязненный взгляд. На соседней койке, в беззастенчиво распахнутом халате, сложив ноги калачиком и откинувшись на крашеную в салатный цвет стену, сидела пожилая худощавая женщина и звучно расчёсывала уродливый поперечный шрам, располосовавший её живот. Пальцы на смуглой крупной кисти незнакомки были длинными и на вид грубыми, неухоженными. Швы на её шраме ещё не сняли, и белые нити, в утреннем дождливом сумраке контрастирующие с тёмной кожей, напоминали канцелярские скобы от стиплера. Меланхоличные движения рук странной незнакомки притягивали взгляд словно магнитом. Лисе они почему-то напомнили характерные почёсывания страдающих хроническим педикулёзом обезьян из бакинского зоопарка.
«Недоразумение, а не женщина!» — вздохнула Лиса. Ещё раз взглянув на серую мглу за окном, она окончательно поняла, что не спит, и этот кошмар на соседней койке происходит наяву.
Соседка продолжала смотреть на неё безо всякого стеснения и с каким-то злым вызовом. Лисе даже показалось, что она чем-то ей насолила. Нечаянно, сама того не зная. Может, заняла её кровать?.. Недоумевать можно было до бесконечности, и Лиса просто отвернулась лицом к стене, но сохранившееся в памяти тёмное скуластое лицо с выпирающими вперёд зубами мешало успокоиться и уснуть. Потом, по-видимому, она всё же задремала и упустила нить событий.
Когда Лиса снова открыла глаза, её соседки оживлённо переговаривались, что-то объясняя медперсоналу и указывая на опустевшую кровать. Странной женщины не было.
Сбежала.
Картина случившегося прояснилась лишь после тотального опроса всех и вся.
В палате беглянку осуждали не столько за её внезапный побег, сколько за отношение к ребёнку. Неделю назад она родила слабенького семимесячного мальчишку. Синюшного и вялого. «Не жилец», — опытным глазом определили акушерки, но доктора, пытаясь выходить обречённого заморыша, поместили того в барокамеру. Теперь, если выписка непутёвой матери и состоится, то с неопределённым результатом и далеко, где-то за горами. Едва прознав об этом, та тут же предприняла первую попытку побега. Её вернули. И возвращали так несколько раз. Сегодняшний случай — лишь удачное повторение предыдущих попыток. Рассказывали, что в прошлые разы она вырывалась и кричала, что хочет к мужу, и что никакой ребенок ей и сто лет не нужен. Тем более больной.