«Толстомордый…» Крупный пятилетний пушистый зверь тоскливо сидит под стулом и переминается с лапки на лапку. Судя по всему, он всё понимает — настолько обречённое выражение на моське…
Из тёмного проёма подъездной двери пахнуло свежестью. У отмытого дождями асфальта совершенно особенный запах. Саша под руку выводит жену на улицу, бережно подсаживает в ждущую «Скорую помощь».
— Может ей лечь?
— Пусть сидит, — не соглашается доктор, и после его слов машина наконец-то трогается с места.
Сидеть и в самом деле удобнее.
«Но две тысячи лет война,Война без особых причин,Война — дело молодых,Лекарство против морщин»,
— звучит из динамиков включенной водителем магнитолы рвущий душу голос Виктора Цоя.
После куплета про войну водитель — молодой заросший многодневной щетиной азербайджанец — оглядывается и неприязненно смотрит на одетого в форму Сашку. Лиса перехватывает этот взгляд и вздрагивает.
Ей становится страшно. Не за себя — за мужа.
«И мы знаем, что так было всегда,Что судьбою больше любим,Кто живёт по законам другим,И кому умирать молодым».
Глава 15
Сашка родился!
Азербайджанская ССР, г. Баку, тот же март 1990 г.Всю дорогу Саша держит Лису за зябнущие пальцы, словно хочет этим согреть, успокоить. Ладошка у него и в самом деле горячая, но, несмотря на это обстоятельство, Лиса всё равно мёрзнет. Ей не хочется расставаться с мужем, но в роддоме, неожиданно для себя самой, она уходит от него легко и бесстрашно. Во всяком случае, так оно ей видится. И действительно, когда всё происходит впервые — это не столько страшно, сколько любопытно. Лиса догадывается, что именно ждёт её в эту ночь, но отвлекается, с интересом всматриваясь в происходящее вокруг, и на время забывает о собственных страхах.
В приёмном отделении отчего-то много людей. А ещё там суматошно. Деловитые медсёстры, словно по конвейеру, передают рожениц из кабинета в кабинет. Кто-то заполняет анкеты, отвечает на вопросы о сроке беременности, количеству абортов. Кто-то стоически ждёт своей очереди. Тут же, в конце коридора, проверяют группу крови и её резус-фактор, измеряют гемоглобин и давление. Несмотря на всеобщую суету, делается это нестерпимо долго. Женщины, поддерживая руками необъятные животы, бродят между кабинетами с ошалевшими от боли и страха глазами и стонут…
Кому боль, а для медперсонала — это обычные будни, и, если им и может быть здесь от чего-то дурно, так только от бесконечной вереницы людей. В коридоре, кажущемся бесконечно длинным, зябко. Двери открываются раздражающе часто, и каждый раз выстуженный холодный воздух хлёстко бьёт по ногам.
Вот и черёд Лисы проходить регистрационные процедуры.
— Кого ты там рожать собралась?! — неприязненно кривится измерившая живот медсестра и, зачем-то сматывая клеёнчатый сантиметр в тугой рулончик, добавляет. — Килограмм там у тебя, не больше!
— Почему килограмм?! — испуганно лепечет Лиса.
— Это ещё ничего, бывает с «пачку творога» рожают, — «утешает» её измерительница. — И вообще, чего так рано пришла? У нас тут сейчас только мартовские роженицы. Собирайся! Через месяц придёшь!
— Как через месяц?! Мне уже пора… — Лиса в ужасе, что её могут не принять. Обратиться за поддержкой не к кому. Вокруг одни чужие.
— Быстро переодевайся! Почему людей задерживаешь? — кричит ей другая медсестра и вручает комплект больничной одежды: байковый халат, огромную, по щиколотки, ночную рубашку и скользкие кожаные тапочки.
Первая медсестра о ней уже забыла — иронично скривившись, выдаёт порцию гадостей и ужастиков очередной роженице.
Не будем её осуждать.
Ночь, скучно. В роддоме каждый развлекается, как может.
Получив неожиданное спасение, Лиса, стесняясь присутствия посторонних глаз, поспешно переоблачается в казённое. Значит, её не прогонят! Значит, берут! Это радует. Внутри, почувствовав изменение её настроения, нежно толкнулся малыш.
* * *
По контрасту с холодной приёмной и её грубыми медсёстрами, сочувственно улыбающаяся врач родильного отделения и местные медсёстры показались Лисе людьми добрыми и приятными. После быстрого обследования и нескольких уточняющих вопросов её усадили прямо в коридоре на больничную лавку и нещадно закололи. Из вены сорвалась игла, и хлынула кровь. Она тут же залила руку, одежду, несколько тяжёлых капель упали на пол… Стало очень страшно.
В животе тоже неспокойно. Ребёнок, словно сговорившись с суетящимися врачами, постоянно напоминает о себе.
— Тебе ускорение сделали, — медсестра виновато оттирает её залитую кровью руку смоченной в спирте ваткой. — Пока в палату иди. Ничего, быстро родишь!
Вскоре появляются первые признаки, что уже вот-вот… Лиса обнаруживает, что лучший способ перетерпеть боль — не шевелиться. Некоторое время она стоит неподвижно, молча глядя на груду медикаментов в стоящих вдоль стены шкафах, на громоздящиеся на железном столике исписанные масляной краской эмалированные кастрюли. Из ступора её выводят далёкие крики. Кричит — и в этом нет никаких сомнений — совершенно обезумевший от адской боли человек. Женщина. Лису тут же кидает в пот, на лбу проступает обильная испарина. По какому-то необъяснимому порыву, ей вдруг захотелось смести всё находящееся на столе. Захотелось, и всё тут!!! Но, вспомнив о злых медсёстрах, Лиса удерживается и ничего не трогает, правда ещё долго косится в сторону местного бардака, старательно борясь с желанием устроить погром.
Через несколько минут в палату заходит бабушка в аккуратном белом халате и, словно прочитав её мысли, смотрит строго и осуждающе:
— Не нужно тут ничего трогать! Иди, девочка, ложись на своё место, нечего тут стоять! — она подталкивает Лису к ближайшей свободной кровати, застеленной плотной зелёной клеёнкой, с такой же зелёной клеёнчатой подушкой без наволочки, но зато со сложенным в ногах колючим ворсистым одеялом.
Лиса осторожно трогает постель — та отдаёт холодом и неуютом. Как в такую можно ложиться? Но грозная старушка бдительно стоит над душой.
— Тут даже наволочки нет…
— Зачем тебе наволочка? Только пачкать! Всё равно тут долго не задержишься! Раз уколы сделали, значит, скоро на родильный станок пойдёшь! Ложись, говорю!!!
Лиса нехотя подчиняется, хотя и чувствует — ей лучше не ложиться. И действительно: стоило лечь, как внутри начались странные процессы — что-то сдвигается, съезжает, подрагивает, чуть ли не поскрипывает. Удивительно, но из-за этих процессов о ребёнке, которым только и жила, которого так ждала, Лиса больше не думает. Всё её существо полностью захватило противостояние боли. И как это другие женщины могут спокойно спать, если оказались здесь по той же, что и она, причине, а значит — должны ощущать то же самое? Но ведь спят! А она не может…
Неловко ощущать себя нарушительницей установленного порядка, мешать другим. Лиса честно попыталась лечь, но тут же вскочила. Чтобы спокойно лежать в такой холодной постели, надо сначала умереть.
За широким окном, начищенным до хрустальной прозрачности (надо же… именно такие были в её школе…), высится разлапистая кавказская сосна. Спокойная и невозмутимая в своей зрелой роскоши — всё ей нипочём! Жизнь за пределами роддома кажется такой же благополучной и спокойной, не то, что в этих стенах.
Ночь, все сладко спят. И её Сашка, наверное, тоже…
Боже мой, какие они там, за этим окном, счастливые!
Лисе обидно и одиноко. У всех, кроме неё, всё хорошо! А раз так, то пусть её сейчас никто не смеет трогать!!! И не надо ей ничего и ни от кого!
Каждые пятнадцать минут в палату заглядывает медсестра. Чужой, казалось бы, человек, но не спит, волнуется. Получается, не так уж Лиса и одинока, как ей думается? Ну, спасибо тогда — не дают до конца отчаяться.
На часах два ночи. Здесь она с полуночи. Значит, эта пытка продолжается уже более двух часов. Покапризничать, что ли?.. Усталость и раздражение накатывают с такой силой, что измаявшаяся Лиса начинает стонать. Но полностью сосредоточиться на своих проблемах ей не удаётся. С одной из коек порывисто поднимается одна из женщин и, поддерживая обеими руками живот, подвывая, согнувшись в три погибели и оставляя за собой мокрые следы, устремляется в коридор. Уже там она кричит в полный голос. Кричит что-то совершенно невразумительное, но к ней быстро подходят и уводят в родильный зал.
Произошедшее подстегнуло идущие внутри Лисы процессы. Ей становится невмоготу стоять, вцепившись в железную спинку кровати. Она выходит в коридор и бесцельно там бродит. В конце коридора какой-то мужчина в белом халате извлекает что-то из невысокого стеклянного шкафа. Лиса знает, что это известный врач. Надо же — даже таких назначают на ночные дежурства!!!