нормально, – бурчит он. – Давай сумку понесу.
– Я сама.
– Танчик, я не пойму: тебе нравится со мной спорить? – Он силой отбирает у меня сумку и легонько шлепает меня ею по попе. – Видишь, человеку плохо – и все равно препираешься.
– По-моему, вам уже лучше, – парирую я. – Силы на ворчанье уже появились.
– Нет, ну непрошибаемая просто! – Он машет на меня рукой, вешает сумку на плечо.
Я начинаю уже меньше бояться за его здоровье: такого вредину, по идее, даже яды брать не должны.
Мы снова выстраиваемся в рядок и топаем по тропинке. Идти по ней существенно легче: не мешают ни ветки, ни трава. Уже через пару минут виден мой дом.
***
Когда мы оказываемся у меня, Василий падает на диван, а дети принимаются его лечить. Оказывается, они взяли с собой игрушки, среди которых есть чемоданчик доктора. Сначала Маша и Паша по очереди слушают Василия стетоскопом и измеряют ему температуру, потом делают ему воображаемые уколы и капельницы. Василий выносит все стойко, наверное, потому, что сил сопротивляться у него просто нет.
В какой-то момент он вообще засыпает. Заметив это, я увожу детей на кухню и вручаю им раскраски. Паша и Маша, видимо, устали от впечатлений, потому сегодня они непривычно тихие. Время летит незаметно.
В половине пятого приезжает Соня: ее заела совесть, и подруга все же улизнула с работы пораньше. Пока дети наперебой рассказывают ей о наших злоключениях, Соня вручает мне целый торт.
– Ого, какой большой, я его одна месяц есть буду, и все равно останется, – говорю я. – Давайте все вместе с ним чай попьем?
Соня украдкой вздыхает, с грустью косится на торт.
– Нет, мы лучше поедем уже, – отвечает она. – Не хочу твоего бесить.
– Моего?
Соня кивает на туфли Кузнецова, стоящие посреди прихожей.
– Да это заказчик мой, – пытаюсь объяснить я. – Нет у нас с ним ничего.
Она смотрит недоверчиво, потом переходит на шепот:
– Ну раз нет, значит, будет. Тогда тем более не хочу вам мешать, Танюш.
Я прямо зверею:
– Соня, ты за кого меня принимаешь? Я с заказчиками не сплю.
– Пожалеешь потом, если упустишь такого классного мужика! – шипит Соня, а потом нормальным голосом велит детям собирать свои вещи и обуваться.
– Подождите! – прошу я.
Метнувшись на кухню, отрезаю внушительный кусок торта и перекладываю его в контейнер. Мне ведь и правда одной такой большой торт не съесть. Вернувшись в прихожую, я вручаю контейнер Паше. Он заглядывает через прозрачную стенку внутрь и прямо веселеет.
– С Машей поделись, – напутствую я, после чего Соня и дети сразу уходят.
Я приоткрываю дверь в комнату, заглядываю в щель. Василий лежит в той же позе, в которой я его оставила, уводя детей. Ой, а вдруг он того… холодный там уже?
По-настоящему испугавшись, я на цыпочках подхожу к дивану, присматриваюсь к Василию. Вид у него лучше, чем был раньше. Припухлости почти спали, но лицо кажется мне подозрительно бледным. Он дышит вообще? Я изо всех сил напрягаю слух, но не могу уловить ни звука.
Присев рядом с Василием, я бестолково таращусь на него. Он лежит на боку, расплющив лицо по подушке. Выражение лица у него как у уставшего обиженного мальчишки. Но все-таки он дышит, и это не может не радовать.
Я осторожно касаюсь его лба ладонью. Прохладный. Вот только непонятно: это хорошо или плохо? Надо было мне все-таки позвонить в поликлинику и вызвать врача. Я предлагала это Василию, когда мы пришли с реки, но он отказался, сказал, что ему достаточно просто полежать, и он будет как огурчик.
М-да, лежит он уже долго и даже на овощ похож, но явно не на огурец.
Из груди вырывается тяжелый вздох. Меня мучают угрызения совести: я, конечно, хотела помучить Василия, но не настолько. А может, у него уже нездоровый какой-то сон? Может, это он в отключке вообще?
Немного подумав, я решаю его разбудить, чтобы проверить. Наклонившись, осторожно глажу по волосам. От Василия отчетливо пахнет костром, видимо, рубашка и брюки впитали дым от шашлыков на пляже. Да уж, такой себе пикник получился!
Я вдруг испытываю к Василию странную нежность. Я ласково ерошу его волосы, чуть натягиваю их пальцами. Надо же: на виске у Василия виднеется уже несколько седых волосков. Надеюсь, они не от общения со мной появились.
Задумавшись, я опускаю руку от волос к лицу Василия и осторожно глажу его пальцами по щеке. Красивые у него черты, правильные. Наверное, и дети от него будут потрясающие – повезет кому-то.
Я еще раз поглаживаю Василия по голове. Вот только он совсем не шевелится, и это начинает меня беспокоить. Почему, черт возьми, он не просыпается? Это нормально, или мне пора бить тревогу?
Одернув руку, я пытаюсь вспомнить, где телефон. Все же надо пригласить врача. Неизвестно, что там у Маши за лекарство было, и как много Василий его выпил.
– Почему ты перестала? – вдруг спрашивает он, не разлепляя глаз. – Мне было приятно.
Сердце от неожиданности пропускает удар, но я стараюсь сохранить невозмутимость.
– И как давно вы не спите?
Василий наконец открывает глаза и смотрит на меня с лукавым выражением.
– Понятия не имею.
По его интонации становится ясно, что не спит он давно. Я нарочно делаю серьезное озабоченное лицо, уточняю:
– Как самочувствие?
– Прекрасное. – Он перекатывается на спину и вдруг тоже гладит меня по щеке. – Я полон сил, Таня, – пользуйся моментом.
– В смысле?
Василий нагло, по-хозяйски, притягивает меня к себе…
Между нами точно химия. Стоит Василию обнять меня – я перестаю соображать, стоит ему коснуться моих губ – тело заливает горячая волна. Но я сильная, я теряю голову лишь на минуту, а потом справляюсь с наваждением. Отстраняюсь.
Василий невероятно доволен собой, лежит облизывается.
– Таня, ты такая вкусная. Я бы съел тебя всю.
– Это в меня просто запах шашлыка впитался, – бурчу я. – Но хорошо, конечно, что аппетит к вам вернулся. Могу, кстати, предложить чай с тортом.
– Не хочу торт. Хочу тебя. – Он снова пытается притянуть меня к себе, но я соскакиваю с дивана.
– Я рада, что вы уже полны сил, ведь вам давно пора домой. – Я с трудом прячу усмешку. – Вызвать вам такси, или попросите кого-нибудь из ваших людей вас забрать?
– Выгоняешь?
– У меня, к сожалению, дела, – я развожу руками. – Извините, но не могу сейчас демонстрировать чудеса гостеприимства.
Василий обиженно дует губы, садится.
Я беру со стола телефон.
– Так мне звонить в такси?
В его глазах опять появляется что-то хитрое.