это крайне плохо скажется на наших деловых отношениях.
Я беру себя в руки и уклоняюсь от очередного поцелуя.
– Василий, не надо. Прекратите!
– Почему? Тебе ведь нравится. – Он поглаживает меня по бедрам, прижимается сильней. – Тебя ведь тоже тянет ко мне, ну признайся.
От его мурлыкающего бархатного тона кожа покрывается мурашками. Василий совсем распоясывается, пытается задрать на мне халат. Кожа на его ладонях мозолистая и шершавая, но мне это почему-то безумно нравится. Каждое прикосновение его рук словно обжигает. У меня сбивается дыхание, сердце бухает где-то в ушах. Мне хочется поддаться искушению, проверить, какие меня ждут ощущения, если позволить Василию больше. Но в этот момент, к счастью, из кухни тянет горелым.
– Блины! – вспоминаю я. – Горят!
Осознание надвигающейся катастрофы придает мне сил. Я вырываюсь из объятий Василия и несусь на кухню. И вовремя! Последняя партия блинов уже начинает обугливаться, от сковородок подымается сизый дымок. Надев варежку-прихватку, я стаскиваю сковороды с плиты, отправляю их в раковину, под струю холодной воды, потом открываю настежь окно.
Вроде бы успела. Еще чуть-чуть и сработал бы датчик пожарной сигнализации.
– Ах ты, моя хозяюшка! – цокает языком Василий, примчавшийся следом. Он разворачивает меня к себе, опять заключает в объятья.
Я со смехом пытаюсь вырваться:
– Отпустите. Мне надо вымыть сковородки.
– Потом, Тань, все потом. – Василий опять находит мои губы, целует их уже более нетерпеливо.
Меня в очередной раз накрывает волной удовольствия, ноги почти подгибаются.
Василий снова скользит ладонями по моему телу, срывает с меня фартук, добирается до пояска халата. Я отстраняю его руки.
– Василий, перестаньте.
– Я не могу.
Он сажает меня на стол, приспускает халат с моих плеч, целует мои ключицы.
– Ты вся такая… такая вкусная.
Я опять не могу сопротивляться его напору, мне хочется еще ласк, еще больше прикосновений. Я зарываюсь пальцами в волосы Василия. Оказывается, они очень приятные на ощупь, такие мягкие-мягкие, как бархат.
Василий скользит губами по моей шее, отчего сквозь тело словно проносится электрический разряд. Я слегка дергаюсь, а Василий торжествует. Он снова целует меня в губы, поглаживает мои плечи и руки.
Я поддаюсь глупому импульсу – начинаю расстегивать его рубашку, пуговица за пуговицей. Это так мучительно и приятно – как будто конфету разворачиваешь. Василий помогает мне стянуть с него рубашку, швыряет ее на пол. Я провожу пальцами по его груди и мускулистому прессу. Его кожа горяча, а дыхание становится прерывистым.
– Василий, мне кажется, вы зря все это затеяли, – бормочу я, хватаясь за остатки здравого смысла. – У вас завтра свидание, а вы вот так глупо расходуете пыл. Может, стоит приберечь его для невесты? Вдруг завтра у вас уже получится с ней сблизиться, а вы уставший.
– Таня, ты кого мне там нашла? – ехидно спрашивает он, не переставая поглаживать меня там и сям. – Какую-то профурсетку? Ты забыла, что я хочу жениться на скромнице?
Он наконец развязывает мой халат и медленно стаскивает его с меня, приговаривая:
– Те, кто готов прыгнуть в постель с мужчиной на первом свидании меня не интересуют. Мне нужна нормальная девушка, которая хотя бы пару месяцев поломается прежде, чем допустить меня до тела.
Его слова действуют на меня как ушат ледяной воды. Это что же получается: у него в голове там своя классификация женщин? Одни, значит, нормальные, а другие не кондиционный товар. А я, интересно, под каким ярлыком? Скорей всего, я прохожу у него в группе «женщины с низкой социальной ответственностью». Мы ведь знакомы меньше недели, а я уже позволяю раздевать себя и тискать.
Разозлившись, я отталкиваю Василия в сторону и поспешно натягиваю халат обратно.
– Перестаньте меня лапать вообще, грязное животное!
– Что? – Он цепенеет в недоумении. – Танчик, ты чего?
– Я вам не скорая эротическая помощь. Я пиарщица.
– Это такие ролевые игры? – Василий все еще не поймет случившейся во мне перемены. – Я такого не люблю, Тань. Я старомоден.
Ей-богу, хочется чем-нибудь его стукнуть. Я спрыгиваю со стола и крепко, на узел, затягиваю пояс халата.
– Я не буду с вами спать, не надейтесь.
– Почему это?
– Не хочу.
Он ухмыляется:
– Ну зачем ты врешь, Танчик? Хочешь и даже очень.
Я чувствую, как краснею, лепечу:
– Вам показалось.
Он опять пытается обнять меня, но я отскакиваю в сторону, выставляю вперед руку, как бы запрещая ему приближаться.
– У меня было кратковременное помутнение, Василий, – честно говорю я. – Но больше такого не повторится.
Он скептически приподымает одну бровь.
– Уверена?
– Я сделаю для этого все, от меня зависящее.
Василий приваливается к стене, скрещивает руки на груди.
– Делай. С удовольствием понаблюдаю.
Мне кажется, или он сейчас пошло шутит? Кровь в моих венах бурлит от возмущения.
– Я думаю, вам лучше поехать к себе, – твердо говорю я.
– И чего я там не видел?
– Или можете поехать в любое другое место, – добавляю я. – Главное, покиньте мою квартиру. Ко мне сейчас должны приехать гости, так что вы будете мне мешать.
– Не буду. Я знаком с правилами хорошего тона, так что впишусь в любое общество.
– Василий, пожалуйста, уезжайте.
– Не могу. Я нервничаю перед свиданием, мне нужна твоя поддержка. И ты должна рассказать мне о той девушке, с которой я завтра встречаюсь. – Он грозно сдвигает брови. – Готовь меня к свиданию, черт возьми! Я за что тебе плачу?
– Я завтра расскажу вам про девушку.
– Завтра я не смогу с тобой побеседовать – буду занят до вечера. – Его голос полон яда. – Придется тебе, Танчик, сейчас отменить гостей и уделить внимание рабочим обязанностям.
– Я не могу отменить гостей.
– Мне начхать! Будем, значит, обсуждать все при них, – Василий прямо расцветает, видя, как загоняет меня в угол. – Не волнуйся, Танчик, твои гости нисколько меня не стеснят.
Он плюхается за стол и машет рукой.
– Чаю мне наведи. И блины сюда свои тащи – я сегодня еще ничего не ел.
– Обойдетесь, – говорю я Кузнецову. – Без блинов. Я их не для вас готовила.
– В смысле?
Я поднимаю с пола рубашку, вручаю ему.
– Оденьтесь, пожалуйста. Блины я для детей напекла, а вам могу предложить остатки позавчерашнего борща.
– Да ты прямо воплощение гостеприимства, – цедит Кузнецов. – А, впрочем, я согласен: грей мне борщ, я его люблю. Тем более он уже настоялся, окреп, так сказать.
Глава 20
В дверь звонят, и я иду открывать. На этот раз за порогом стоит Соня с детьми, что не может не радовать. Соня смотрит через мое плечо и тут же глупо хихикает:
– Ой, помешала? Прошу