вернется без нее, расскажет, что Хермия в назначенное время не пришла. Дигби будет ломать голову, что случилось: то ли ее поймали, то ли что-то не заладилось. Также будет волноваться насчет ее, как она сама волнуется сейчас насчет Арне.
В летной школе атмосфера была невеселая. Ни единого самолета в поле, ни единого в небе. Занимались в основном мелким ремонтом да в одном ангаре объясняли новичкам устройство мотора.
Хермии подсказали, как пройти в штаб. Назваться пришлось настоящим именем, потому что тут находились люди, которые знали ее раньше. Она попросила, чтобы начальник базы принял ее, добавив:
— Скажите, что я приятельница Арне Олафсена.
Хермия понимала, что идет на риск. С майором Ренте она встречалась прежде и помнила, что он высокий, худой, усатый, но понятия не имела о его убеждениях. Если благоволит немцам, ей придется худо. Чего доброго, позвонит в полицию и доложит, что объявилась любознательная англичанка. Но он тепло относился к Арне, как, впрочем, относились к нему очень многие люди. Есть надежда, что не выдаст. Придется рискнуть. Необходимо выяснить, что случилось.
Он принял ее немедленно и сразу узнал.
— Боже мой! Вы невеста Арне! А я думал, вы уехали домой, в Англию. — И поторопился прикрыть за ней дверь.
«Хороший признак, — подумала Хермия. — Раз он не хочет, чтобы нас слышали, значит, не собирается оповещать о моем появлении полицию. По крайней мере сейчас».
Она решила не объяснять, что привело ее в Данию. Пусть сам делает выводы.
— Я ищу Арне, — просто сказала Хермия. — Боюсь, у него неприятности.
— Положение хуже, чем вы думаете, — отозвался Ренте. — Думаю, вам лучше присесть.
— В чем дело? — всполошилась Хермия. — Почему мне лучше присесть? Что случилось?
— В среду его арестовали.
— И?..
— Он попытался бежать, его ранили.
— Значит, это был он…
— Простите?..
— Соседка сказала, что один из арестованных был ранен. Как он себя чувствует?
— Прошу вас, присядьте.
— Плохо, да? — Хермия села.
— Да. — Ренте помедлил и только потом, понизив голос, медленно произнес: — К огромному моему сожалению, вынужден сообщить вам, что Арне больше нет.
Хермия отчаянно вскрикнула. В глубине души она предполагала, что такое возможно, но мысль о том, что потеряла его навеки, была невыносима. Теперь, когда сбылись самые страшные страхи, Хермия чувствовала себя так, словно ее сбил поезд.
— Нет, — вымолвила она. — Не может быть…
— Он умер в полицейском застенке.
— Что? — С усилием она заставила себя вслушаться в то, что ей говорят.
— Он умер в полиции.
Ужасная мысль настигла ее.
— Его пытали?
— Не думаю. У меня создалось впечатление, что он покончил с жизнью, чтобы никого не выдать под пыткой.
— Боже мой…
— Пожертвовал собой, чтобы спасти друзей.
Ренте расплылся у нее перед глазами, и Хермия поняла, что видит его сквозь слезы. И ощутила поток соленой влаги на щеках. Она принялась шарить по карманам, искать платок. Ренте протянул ей свой. Лицо Хермия вытерла, но слезы лились все равно.
— Я сам только сейчас узнал, — произнес Ренте. — Мой долг — позвонить его родителям.
Родителей Арне Хермия хорошо знала. С несгибаемым пастором ладить было непросто: взаимодействовать с людьми он мог, только подчинив их себе, а Хермия подчиняться умела плохо. Сыновей своих пастор, несомненно, любил, но любовь свою выражал, устанавливая правила поведения. Что касается матери, то больше всего Хермии запомнились ее руки, вечно красные от домашней работы: стирки, готовки, мытья полов. Хермию окатило волной сочувствия к старикам, и ее собственная боль слегка отступила. Что с ними будет…
— Какое тяжкое дело — сообщить им такое… — покачала она головой.
— Да. Ведь Арне — их первенец.
Это навело на мысль о втором сыне Олафсенов, Харальде. В отличие от смуглого брюнета Арне Харальд был светлокож и светловолос, да и в остальном они различались: Харальд куда серьезней, некоторым образом интеллектуал, обделенный непобедимым обаянием Арне, но по-своему мальчик славный. Арне говорил, что собирается посоветоваться с ним насчет того, как пробраться на базу в Санде. Любопытно, что известно Харальду? Принимал ли он участие в деле?
Мыслила Хермия деловито, но на автомате, ощущая опустошение в душе. Страшный удар, пережитый ею, не помешает действовать, но такой, как прежде, она уже никогда не будет.
— Что еще сказали в полиции? — спросила Хермия.
— Официальное сообщение состояло в том, что он умер во время допроса и что «виновных в его смерти не обнаружено», — так они называют самоубийство. Но приятель, который служит в полиции, сказал мне, что Арне сделал это, чтобы избежать допросов в гестапо.
— У него что-нибудь нашли?
— Что вы имеете в виду?
— Например фотоснимки.
Ренте весь подобрался.
— Мой приятель об этом не говорил, и для нас с вами даже обсуждать такую возможность небезопасно. Фрекен Маунт, я очень тепло относился к Арне и ради его памяти был бы рад помочь вам любым доступным мне способом, но прошу помнить: я присягал нашему королю, а король повелел нам сотрудничать с оккупационными силами. Независимо от моих собственных убеждений я не вправе потворствовать шпионажу. И если приду к выводу, что некто в подобную деятельность вовлечен, сочту своим долгом подать рапорт.
Хермия кивнула. Намек более чем прозрачный.
— Признательна вам за прямоту, майор. — Она встала, промокнула глаза, вспомнила, что платок одолжил ей майор. — Спасибо и за платок. Я выстираю и пришлю его вам.
— Пустяки