это дело.
— Мало того. Они еще изобрели «демократический социализм». На все тяжкие идут, только бы надуть народ да сохранить свои привилегии, — с горечью сказал Сиватамби.
— Надо смотреть в корень и судить о людях по их делам. Пока у нас в стране существует эксплуатация, ни о каком социализме и речи быть не может, — твердо заявил Ратнасурия.
— А я вот что думаю, — продолжал Санат. — Только социализм может обеспечить народу хорошую жизнь. Посмотрите, каких успехов добились здесь за короткий срок! А как люди здесь работают? Знают, что работают на себя.
— Даже девушки на винограднике любого из нас посрамят, — подал голос Стиван.
— А ты, Стиван, что бы мы ни обсуждали, все стараешься на девушек разговор перевести, — поддел товарища Ратнасурия, и все четверо рассмеялись. — У нас капиталисты эксплуатируют физическую силу рабочих, — продолжал он, — а буржуазные политики — их веру.
— Мы все говорим да говорим, а какой в этом толк, — вздохнул Стиван.
— Поговорить тоже нужно, — возразил Санат. Он подошел к телевизору и включил его. Выступал танцевальный ансамбль, но никто даже не взглянул на экран. Санат снова щелкнул выключателем. — Как бороться за лучшую жизнь у себя на родине, я пока не представляю. Для этого нужно еще многое узнать и многое понять. Но одно знаю твердо. Когда я вернусь домой, то не буду сидеть сложа руки и равнодушно смотреть, как притесняют простых людей.
— А не случится ли так, что ты вернешься домой, будешь получать хорошую зарплату, обзаведешься автомобилем, хорошим домом — и до бедняков тебе не будет никакого дела? — засомневался Ратнасурия.
— Нет, не случится, — упрямо мотнул головой Санат.
Многое из того, что он видел у себя на родине, хоть и представлялось ему несправедливым, казалось неизбежным. И потребовалось уехать за тысячи километров, чтобы освободиться от традиционных взглядов и представлений, чтобы в полной мере понять те тяготы, которые испытывали его родители и другие, такие же, как и они, бедняки. Санат считал своим долгом сделать что-нибудь не только для своих родителей, но и для всех, кто страдал от нужды, непосильного труда и злой воли власть имущих.
В своих письмах домой, особенно брату Викраме, Санат подробно рассказывал о том, что увидел в Советском Союзе, что собирается делать по возвращении домой. Каждое письмо Саната читали всей семьей по три-четыре раза, и вера в Саната была настолько велика, что все беспрекословно соглашались с тем, о чем он писал.
24
После того как в школе стало известно об отмене перевода Ясомэникэ в Эхэлиягоду, она заметила, что в ее отношениях с учителями появилась какая-то натянутость. Не раз она замечала, как при ее появлении в учительской только что оживленно болтавшие учителя внезапно замолкали, а потом вяло и без всякого интереса начинали говорить о погоде, нерадивости учеников или о чем-нибудь самом обыденном. Не раз она ловила на себе насмешливые взгляды. В чем тут дело — нетрудно было догадаться. Однажды Ясомэникэ, войдя в учительскую, услышала, как Самавати Нона — она стояла спиной к двери и не видела Ясомэникэ — сказала:
— Вот мы все жалуемся на бюрократизм. А ведь если раньше, чтобы добиться чего-нибудь, надо было к начальству несколько раз съездить, то теперь при желании и за один раз можно все устроить.
Увидев стоявшую в дверях Ясомэникэ, господин Джаятилака зашикал на Самавати Нону. Краска бросилась в лицо Ясомэникэ. Она сделала вид, что ничего не слышала, и поспешила выйти из учительской. Работать в тот день она не могла — буквы прыгали у нее перед глазами, она готова была вот-вот разрыдаться. Ясомэникэ написала директору школы записку и под предлогом плохого самочувствия побрела домой. «Хорошо еще, что Котахэнэ Хамудуруво уехал и я совсем с ним не встречаюсь!» — подумала Ясомэникэ, подходя к монастырю, и словно окаменела — из ворот вышел Котахэнэ Хамудуруво и остановился на дороге, поджидая ее. Первым порывом Ясомэникэ было повернуться и побежать в обратную сторону, но она быстро овладела собой и пошла навстречу Котахэнэ Хамудуруво.
— А я и не знала, что вы вернулись, саду.
— Вчера поздно вечером приехал. Как твои дела, Ясомэникэ?
— По-старому, — пробормотала Ясомэникэ. — А как экзамены?
— Все сдал до единого, — с облегчением сказал Котахэнэ Хамудуруво, словно человек, избавившийся от непомерно тяжелого груза. — Я тебе привез книги. — И добавил почти шепотом: — Пошли ко мне в комнату.
И надо же было случиться, чтобы его последние слова услышал Кораласутия — известный на всю деревню соглядатай и сплетник, к которому вроде бы все относились с презрением, но у которого тем не менее никогда не было недостатка в слушателях. Проходя мимо монастыря, он приметил Ясомэникэ и Котахэнэ Хамудуруво, и чутье подсказало ему, что здесь будет что послушать. Он подкрался к тому месту, где стояли Ясомэникэ и Котахэнэ Хамудуруво, спрятался за деревом и был тут же вознагражден. Когда Ясомэникэ и Котахэнэ Хамудуруво отошли подальше, он выскочил из своего укрытия, сделал крюк за оградой монастыря, чтобы никому не попасться на глаза, и подкрался к окну комнаты Котахэнэ Хамудуруво.
Войдя в комнату, Ясомэникэ сразу же отошла в дальний угол и прислонилась к стене. Ей хотелось броситься к Котахэнэ Хамудуруво, прижаться к нему, но между ним и ею незримо встал господин Гаджадира. Котахэнэ Хамудуруво видел, что Ясомэникэ взволнована, но ни о чем не спрашивал — волнение красило ее еще больше, а ее состояние он объяснил неожиданностью их встречи. Он достал из ящика стола коробку шоколадных конфет и протянул Ясомэникэ:
— Вот тебе небольшой подарок, Ясо.
Ясомэникэ не двигалась. Тогда Котахэнэ Хамудуруво подошел к ней и попытался вложить коробку с конфетами ей в руки. Их пальцы встретились. Ясомэникэ показалось, будто электрический ток пронзил ее тело, и, выпустив коробку с конфетами, она со стоном упала на грудь Котахэнэ Хамудуруво…
— Саду…
— Ясо…
Кораласутия осторожно заглянул в окно и остолбенел: стоило прожить жизнь, чтобы увидеть такое! Задрав саронг почти до пояса, он сломя голову бросился в деревню. Встречные ребятишки показывали на него пальцами и смеялись ему вслед, но Кораласутии было не до них. Он как на крыльях летел к кооперативной лавке, перед которой на скамейке всегда можно было найти кого-нибудь. На этот раз там оказалось несколько парней.
— Что я видел!.. Что видел… — даже не отдышавшись, затараторил Кораласутия. — Ясомэникэ с Котахэнэ Хамудуруво у него в комнате… Сначала он дал ей коробку конфет… А потом… Пошли скорей… Сами увидите…
Новость была настолько ошеломляющей, что поначалу к словам Кораласутии отнеслись с недоверием. Но он клялся и божился, что сказал чистейшую правду.