тех пор, как покинула Веретено, перемололось во мне и осталось внутри, улеглось – стало по-настоящему моим. Но меня втягивали в дела, разговоры, меня отвлекали от меня самой, и я уставала, раздражалась и очень грустила.
Потихоньку тоска стала прокрадываться в сердце, убивать любопытство. Огромный, слишком яркий дворец со множеством коридоров и переходов был размером с Веретено – чтобы обойти его весь, мне тоже понадобился целый день. Гулкий обеденный зал, где мы сидели так далеко друг от друга: я, Ралус и Рэлла с Висой. И эти вечные перешептывания у меня за спиной: «А кто эта девочка? Говорят, она приехала с Ронулом, говорят, это его невеста, нет, ну что вы, она его незаконнорожденная дочь, с чего бы ему таскать за собой дочку, можно подумать, она одна у него незаконнорожденная… да это просто новая игрушка Рэллы… А видели, какие у нее ужасные глаза? Прозрачные, будто лед, брррр, меня в дрожь бросает, когда я на нее смотрю».
Людям на Семи островах не нравился цвет моих волос. Людям Империи Вандербутов не нравится цвет моих глаз. Иногда я вспоминала синеглазого Тинбо и гладила шаль, которую он повязал мне на прощанье.
Я хотела подружиться с девочками, что работали тут. Помощницы кухарок и садовников, горничные, посудомойки… Все они были ненамного старше меня, но сторонились, прятали глаза и, кажется, боялись, будто я была чудовищем. А может, я им и была.
Единственным, с кем я смогла подружиться, был Туи – плотник, который по приказу Рэллы смастерил мне из хэл-марского деревца маленькую прялку. Молчаливый и добрый, он был рад, когда я забегала к нему в мастерскую. Там всегда пахло стружкой и клеем, и это напоминало мне об Элоис. Как хорошо, что ее внучка Мия вернулась домой и Эрли больше не плачет! Только у Туи я забывала о своих бедах.
Ночами мне снились кошмары о Скользящей Выдре. Снова и снова мы сжигали умерших и отправляли Пату к Воротам смерти, снова и снова умирающий рыбак рассказывал мне историю моего рождения, и я просыпалась оттого, что два шрама, оставленные водами озера Тун, горели ледяным огнем. Иногда в эти сны пробирался шипящий шепот, который я впервые услышала в доме Литы: «Вам не победить меня, наглые девчонки, вам со мной не справиться».
– Когда мы вернемся на острова? – мучила я Ралуса, с которым виделась все реже, так он был занят важными государственными делами.
– Я не знаю. Я не могу пока вернуться.
– Я должна быть там, я могу помочь им! Дай мне лошадь, и я вернусь на Скользящую Выдру!
– Нет! – кричал Ралус. – Ты с ума сошла? Отправить тебя одну через всю Империю?
– Пришла же я сюда сама… почти сама, – шептала я, вспоминая и озеро Тун, и Джангли.
– Об этом не может быть и речи, Уна. Я отправил надежного человека на острова, он скоро вернется и расскажет, что там.
– А если он заразится и принесет болезнь сюда?
– Мы же не принесли, – отмахивался Ралус. – Думается мне, что Пата была права и болезнь – проклятие моего отца. Поэтому я и должен быть здесь. Чтобы разобраться, понимаешь?
– Пока ты разбираешься, там все умрут! Отпусти меня.
– Нет. Я никому не доверяю, кроме Рэллы, а с ней я не могу тебя отправить. Слишком опасно для вас обеих.
Так все наши споры и заканчивались.
Но я замечала, что и сам Ралус не перестает думать об островах, я ловила обрывки фраз, собирала их в шкатулку памяти. Чаще всего Ралус разговаривал с Барви, тем длинноруким мужчиной с желтыми глазами, что кормил нас чечевичным супом, когда мы скитались с Ралусом. Барви приехал в день осеннего равноденствия и был представлен всем как лучший друг Его Высочества Ронула, спасший ему жизнь в последней битве. Император хмыкнул, но промолчал, Рэлла опустила глаза, а Ралус с Барви стали подолгу гулять в саду и разговаривать. Иногда мне удавалось незаметно следовать за ними, подслушивая разговоры.
Ралус: …и пусть попробуют найти в Кошачьей Лапке знахарей.
Барви: Непросто будет переправить людей из Кошачьей Лапки на острова, это же другая земля, Объединенное королевство.
Ралус: Но кто-то ведь может найти дорогу! Надо собрать всех странников, кто-то должен помочь!
Барви: Я поищу проводника, но надежды мало, ты и сам должен понимать. (Долгая пауза.) Что-нибудь слышно о Травнике?
Ралус: Я очень давно не получал новостей оттуда. Ничего не знаю. А ты?
Барви: Я тоже. Но сдается мне, там творится что-то неправильное.
Ралус: Можно подумать, у нас тут все как надо.
Я беспокоилась сразу обо всем: об островах, на которых остались мои близкие, о Лите и ее отце, Травнике, о том, что у них там происходит и почему Барви с Ралусом так озабочены. Кто такие эти странники и проводники, куда их надо собрать и где найти? Я беспокоилась и о Тайрин, ее народе, живущем высоко в горах, в полуразрушенных хижинах, а ведь скоро зима, наверное, там очень холодно. Мне хотелось разорваться и нестись в разные края, чтобы помочь всем, кто мне дорог, но приходилось сидеть здесь, в роскошном дворце, и делать вид, что я проведу тут остаток своих дней.
Тэлль Вандербут
Это случилось в один из вечеров, когда Ралус был занят государственными делами, а я вспоминала острова с тоскливым чувством, что нахожусь не в том месте. Рэлла попросила посидеть с ней в ее комнате, ей было грустно, и я согласилась. Прихватила прялку и шерсть, уселась на низкий пуфик и неожиданно для самой себя спросила:
– Почему император так относится к Ралусу? Ведь он его сын! Такой же, как Ронул!
– О нет! – покачала головой Рэлла. – Ралус совсем не такой.
Вошла Виса с гребнем, освободила от сложной прически волосы Рэллы, начала их расчесывать. Рэлла помолчала немного и стала рассказывать.
– Нас было трое. Cтаршие – близнецы, Ралус и Ронул, любимцы родителей и всего двора, веселые, шумные, обаятельные, все время вместе, они были похожи как две капли воды… Ралус родился первым, а потому считался наследником престола. Отец души в нем не чаял. Но чем взрослее становились они, тем понятнее было всем, что Ралус унаследовал нежное сердце нашей мамы: любил и жалел животных, с трудом переносил вид крови. Отец приходил в ярость, что его первенец и наследник такой размазня. «Посмотри на Ронула! – кричал он. – Вот кто достоин трона!» Ронул и правда всегда был заводилой, бесстрашным проказником, отчаянным храбрецом. Потом родилась я, безрукая калека, бесполезная девочка.
Если бы отец мог, он прилюдно обвинил бы нашу маму в измене, ведь у него, императора Вандербута, не могут рождаться дети-калеки. Но мало того,