познакомились в доме моей бабушки Паты, на острове Птичка, они бродили, взявшись за руки, среди желтой травы от одного синего озера к другому, а вечерами ели пирожки, испеченные Книтой. Они были счастливы там. Может, поэтому Пата и привезла меня на Птичку? Она хотела, чтобы я почувствовала и полюбила этот остров, почувствовала свои корни. Но почему же она не рассказала мне?
Сердце мое стукнуло невпопад. Ралус – не мой отец. Я повернулась к Рэлле:
– Что же случилось потом? Где сейчас Тэлль?
Рэлла вздохнула, поблагодарила Вису, и та с поклоном вышла. Когда дверь за ней закрылась, Рэлла проговорила:
– Мне больно рассказывать об этом. Начинается самая черная страница императорского дома.
Она опять помолчала. Я подумала, что где-то сейчас во дворце, в одной из многочисленных комнат, спит Ралус. Человек, которого я считала своим отцом. Он им не был, он господин моего отца, но он заботился обо мне всю мою жизнь. Заботился, как умел, как мог. И если я кого-то и могу назвать самым близким человеком, так это его.
– Ронул был объявлен наследником престола. На него много чего свалилось, ведь его в наследники никогда не готовили, и он, и наш отец думали, что Ронул всю свою жизнь проведет в боях, он был прирожденный полководец. Что ж, так и вышло. Но только вот теперь, когда Ралус отрекся от престола и был изгнан отцом, Ронулу пришлось изучать все те науки, без которых сложно управлять такой огромной империей, как наша. Он был прилежным учеником. Непоколебимая воля, понимание, что это важно, а главное – желание доказать, что он куда лучше брата, – вот что двигало им, я думаю. А еще он все время помнил о своей клятве, данной Ралусу. И походы против Семи островов стали еще ожесточеннее. Он даже построил флот в устье реки Беркил. Но острова не сдавались. Они сражались так отчаянно, что наши солдаты стали поговаривать, будто бы им помогают какие-то древние силы, черное колдовство, идущее от Ворот смерти на краю земли. И моему брату Ронулу никак не удавалось победить их. Мне рассказывали, что он брал самых отчаянных головорезов и ездил искать эти Ворота смерти, по пути грабя рыбацкие деревни и убивая их жителей. Он забрался на самый край земли, он увидел Ворота смерти, но не нашел никакого волшебства, да и Ралуса с Тэллем тоже не встретил. Ты дрожишь, Уна? Тебе холодно?
Мне холодно. Мне холодно в этой жарко натопленной комнате. Потому что я помню строки из тетрадей старика. «Они убили ее! Они убили! Йолари моя, моя Йолари! О, будьте вы прокляты, будьте вы прокляты все до единого!» Мой дядя убил жену старика, навсегда сделав того несчастным и злым. Как старик ненавидел всех нас! И пока я взрослела, каждую секунду он видел во мне их отражение. Он спас меня, вырастил, а потом… что случилось потом? Рэлла не знает эту ветвь истории, но я уже поняла, как все было. Когда Ралус для чего-то приплыл на остров, старик, бедный мой старик, конечно, принял его за Ронула, ведь они были похожи как две капли воды! А тут я. Возможно, Ралус и искал меня, а может, просто увидел во мне Тэлля, своего оруженосца и друга, и Птвелу, он понял, что я их дочь. Как ни старалась, я не могла представить этот разговор. Что Ралус сказал старику? Что старик ему ответил? Зато теперь ясно, почему старик принимал помощь, но так его ненавидел. И меня. Меня тоже. Интересно, как много времени ему понадобилось, чтобы разлюбить меня?
– И вот однажды Ронул все-таки встретил Тэлля и его возлюбленную.
Рэлла замолчала, будто старалась проглотить горький ком в горле.
– Они были так молоды, так влюблены, так счастливы! Но это не смягчило сердце Ронула, наоборот. Он сам убил того, с кем играл в догонялки в нашем саду и строгал деревянные мечи. А девушку оставил в живых. Он хвастался мне потом, что изобрел лучший способ мести: убивать одного, а второго оставлять жить, чтобы он всегда помнил его, Ронула, помнил и страдал. И ненавидел. «Их ненависть делает нас сильнее, – говорил он, пока я оплакивала друга детства. – Я убил предателя, а его подружку заставил смотреть на это. Пусть теперь является ей в кошмарах».
Я не могла это прясть. Я не хотела этого знать. Но и это тоже была я, моя история. И счастье Птвелы и Тэлля, и их горе. Я уже была с ней, была в ней, дочь Семи островов и Империи Вандербутов, дочь певуньи и бастарда, мать которого, возможно, выросла в темных хэл-марских лесах, а отец, скорее всего, был самим императором или кем-то из его полководцев. Я ждала своего часа, чтобы родиться в последний миг перед смертью моей матери, быть выброшенной морем на берег, быть выкормленной козой и тюленихой и стать пряхой.
– Не знаю, что случилось потом с этой девушкой и жива ли она. Ронула я не простила. И никогда не прощу.
– Он умер, – напомнила я.
– Не важно. Я не прощу даже память о нем.
Ловушка
Казалось, император раздумал умирать. Он целыми днями расхаживал по дворцу, придираясь к слугам, или сидел в глубоком кресле на балконе своей спальни, вертя в бледных пальцах металлическую пластинку на цепочке и покрикивая на садовников, и выглядел при этом гораздо более здоровым, чем в тот день, когда я впервые его увидела. Он даже приходил на советы, которые каждый день проводил Ралус за закрытыми дверями. Являлся туда неожиданно и всегда некстати. После окончания таких советов Ралус бывал в бешенстве и жаловался Рэлле:
– Он унижает меня перед советниками!
– Будто для тебя это новость! – фыркала Рэлла.
– Но ведь сейчас он должен, наоборот… разве он не должен поддерживать меня сейчас?
– Ты не Ронул, чтобы тебя поддерживать, ты только носишь его имя.
– Я не просился на его место! Он сам меня сюда притащил!
Я слушала их, а мое сердце тревожно ныло. Все казалось неправильным: и что мы с Ралусом оказались здесь, когда должны быть на островах, и что он притворяется Ронулом, и что император сказался смертельно больным, а рядом с ним нет ни одного врача… Но больше всего мне не нравилось, как император на меня смотрит.
Каждый раз, когда он встречался со мной, его взгляд вспыхивал какой-то алчной радостью. А однажды я рвала цветы в саду, услышала его голос и вздрогнула, потому что не заметила, как он подошел ко мне.
– Не скучно тебе здесь, девочка? – вот что он спросил.