- Но ведь ты связываешь, о Квотриус мой мудрый, разгадавший все мои уловки, значит, связывают и все всадники - ромеи. Согласен - у солдат память короче, ведь они тупы, как старые, дуплистые грабы. Только эти дупла суть прорехи в их и без того коротком, убогеньком, том, что у нормальных людей называется памятью.
- Да прекратим поносить солдат Божественного Кесаря, кои страдают от ран много больше, нежели высокородные всадники - патриции, коих, и правда, слишком мало в море наёмников. Что же до высокорожденного отца… моего… Просто ты не знаешь его так, как я - вовсе не злопамятен он, отнюдь. Напротив, помнит он только хорошее, особенно о домочадцах своих, и уж тем более о высокородном сыне - наследнике и Господине дома. Да он даже своим легионерам прощает мелкие прегрешения против устава, множественные изнасилования красивых самок и молодых, юных ещё самцов варваров, убиение младенцев… Всё, что было в раз сей, когда воины выплёскивали на варваров свою усталость, жажду, голод…
- Избиение… Я говорю, избиение младенцев. Так толкует прозошедшее одна мудрая, но маггловская Книга. Не хочу даже говорить об этих преступлениях против человече… Да, конечно, лишь варваров.
- Тогда поговорим об ином, но пойми, что легионерам нужно было выплеснуть на кого-то живого и, желательно, беззащитного, свою накопившуюся злость и ярость. Но молчу, молчу, ибо знаю я - тебе неприятна тема сия.
Ты же сражался подобно леопарду и к тому же щедро одарил его дорогими трофеями. Помню я, хоть и чрез туман некий, но словно высвеченное свечой лицо высокородного патриция и отца на… моего, когда он пришёл проведать меня. Так и светилось оно от счастья, пробив даже туман зрения моего, таким ярким был оно, словно блин, на сковороде подрумяненный, ибо всю ночь возлежал он с женщинами, подаренными тобою, о Северус. А отец… наш сластолюбив, и знаешь ты это уже не хуже меня - видел же ты множество своих рабов - полукровок… Многие из них даже схожи со мною. Но со мною делишь ты ложе, а теми распоряжается надсмотрщик над рабами - Таррва, и сам сын… отца нашего, равно, как и очень разумный самоучка Фунна - управитель имения…
Полон дом твой и имение твоё такими же, как я. Но отец воспитал меня, как свободного человека, а не обыкновенную говорящую скотину. Только милостью отца моего высокорожденного к матери - рабыне, взятой, как откуп у старших братьев, да к тому же девственницей, обязан я такому высокому положению, коего не заслуживаю по происхождению своему.
Северус не стал рассказывать брату, снова впавшему в чёрную меланхолию* , как проводил время ночью Снепиус, чтобы не расстраивать и не обескураживать его. Видно, не в привычках Малефиция было напиваться до скотского состояния, в котором и застал его Снейп.
Поубивавшись, как всегда, о свёом происхождении, через небольшое время Квотриус всё же соизволил сказать:
- Хорошо, ежели желаешь ты, о Северный ветер мой, по близости коего так скучаю я, что желчь взыграла во мне, то сам изложу я обстоятельства, с коими нам предстоит столкнуться уже вскоре. Но говорить буду при тебе, на твои же слова ссылаясь, ибо именно ты, о, Северус, вызнал всё это у рабов. Нет, не так - у раба, врага под действием зелья, заставляющего без пыток говорить правду, одну лишь правду и ничего, кроме правды, а также свободного человека Гарольдуса Пот-тера. Теперь правильно, Северус, возлюбленный мой брат? От себя позволю заметить,что рабу сему весьма повезло.
… Какая-то игра в испорченный аппаратус телефон, как прочитал я у какого-то маггла - писателя, считающегося классиком века двадцатого. Он описывал подобную ситуацию, когда один маггл передавал информацию второму, а получил её от третьего маггла, и тот всё перепутал. Лучше я сам поговорю со Снепиусом - это же мои предположения. Может, к северо-западу лежат земли другого племени х`васынскх`, не такого кровожадного и сильного, хотя… Мы же приехали именно с северо-запада, и кроме той засады в лесу никого из х`васынскх` не повстречали. А что, если воевать тех, которые выставили засаду? Воинов мы их поубивали немало, как бы это не всё их войско оказалось. Тогда их племя взять легче, чем было этих. Они, всё равно, что младенцы перед легионерами.
Да, и опять насилия, изнасилования, избиение младенцев… Нет, пускай Папенька решит, что нам нет пути назад, и мы сразимся с раскормленными воинами Х`ынгу .
- Я немного поразмышлял и решил, что сам поговорю с высокорожденным отцом… нашим. Так будет лучше.
- Ежели старший брат решил что-либо, младшему брату - бастарду надо следовать его помыслам и не говорить о своём решении, противоположном мнению брата старшего - ничего не говорить отцу… нашему вообще. Ну да пусть сие мнение при мне и останется. Да пропади оно пропадом! - в сердцах воскликнул обычно такой сдержанный Квотриус.
Видимо, хотел он пред отцом говорить как раз об ослабленном неудачной засадой племени, а не о племени Х`ынгу.
- Квотриус, а тебе не прискучило самоуничижаться за столько-то годочков? - спросил Северус нарочито на народной латыни. - Кажется, ты, как только осознал себя, начал копаться в этом дерьме. Собственное происхождение, вишь, ему не ндравится! Да ты молиться должен за спасение души матери своей Нывх`э - Нины во крещении. Ведь из-за её красоты и ты уродился таким красавчиком! Не то что отец… наш.
Да, и зови Снепиуса Малефиция Тогениуса нашим общим отцом, а то как бы при свидетелях неувязочки не вышло.
- О Северус, Господин дома и мой возлюбленный Господин! Только ты словесами своими, хоть и жестокими, заставляешь меня снова чувствовать себя если не равным тебе - сего не заслужил я, то хотя бы достойным домочадцем твоим, младшим братом - бастардом! Благодарю тебя за…
- За вправление мозгов, - поддел пафосного Квотриуса Снейп.
Он не терпел такого высокого штиля по пустякам, одним из которых посчитал и важный для Квотриуса момент - его высокорожденный брат признавал Снепиуса Малефициуса, великого и удачливого полководца, но… простеца всего лишь, и… своим отцом тоже. Как же не радоваться полукровке!
- Д-да, можно и так сказать. Приди же, возлюбленный брат, в мои объятия, да обымемся крепко и подарим лобзания друг друг горячие!
- Сейчас. Только выгоню нашего «камерного раба» Гарольдуса на свежий воздух, да пусть кости унесёт.
- Но ведь Гарольдус спит, повернувшись лицом к ткани шатра - он не увидит нас.
- Ты не знаешь, насколько любопытен сей свободный человек с самыми дурными привычками раба, да ещё и раба не благородных ромеев, а дикарей. Тотчас высунет он любопытный свой глазик, как ты говорил? А, кажется, «неправильного цвета травы». Так вот, и начнёт за нами им, глазиком сим, подсматривать. Да боюсь, как бы не распугал он нас своими возмущёнными или, при той же вероятности, испуганными воплями, ибо сегодня на него покусился настоящий извращенец. Иначе о нём не скажешь, это врачеватель, всадник Формеус Верокций. Только представь, ему-то понравились и неправильного цвета глаза, и чумазая мордочка, и немытые, спутавшиеся волосы, как пакля, торчащие в разные стороны, и худоба, такая, что от одного куска баранины распирает живот.