Да Гарольдус и… там выглядел лишь слегка лучше - разве что сытый, умытый, подстриженный, как ты, но столь же лохматый, да ещё с отвратительно глупыми специальными круглыми стеклянными предметами, позволявшими ему видеть, как мы с тобой, носимыми перед глазами, на переносице, да в более-менее чистой одежде. Нет, чтобы зрение поправить у врачевательницы! И, да, забыл! Там он был накормлен трижды в сутки и умел есть аккуратно и понемногу, это… здесь, за четыре года рабства он стал законченным дикарём, почти животным.
И ещё - знаешь, Квотриус, мне не нравится, как он на меня смотрит - словно бы хочет узнать, но не может. До сих пор… так всматривается в меня, что мне только либо терпеть, либо то, чего я не потерплю ни от какого Поттера - покинуть шатёр и тебя в нём в, считай, что одиночестве. Поттер же не понимает благородной латыни… пока.
__________________________________
* Именно разлитие в организме «чёрной» желчи древние врачеватели полагали причиной меланхолии. Их знания психики человека сводились к гиппократовской теории влияния на темперамент и настроение четырёх стихий тела - «красной желчи» - быстрой и горячей, из-под печени (холерики), крови (сангвиники), флегмы, то есть мокрот, слизей (флегматики) и «чёрной желчи» из-под селезёнки из «привешенной внутри мошоночки» - холодной и сухой (меланхолики). Темперамент, по Гиппократу изменяется со временем года, когда преобладает одна из четырёх стихий, и с возрастом. Когда же нарушается баланс четырёх стихий в человеке, то становится он болен.
Глава 15.
- Как же он до сих пор не узнал тебя, Северус? Вы были дурно знакомы?
- Да, Квотриус, угадал ты на редкость верно - были мы близко, но дурно знакомы. Мы недолюбливали друг друга, причём не в меру сильно, что не мешало мне, впрочем, учи… Но умолчу, это неинтересно.
- Расскажи, Северус, - произнёс Квотриус заговорщическим шепотом, - так ты был мудрым учителем этого свободного человека и не только его одного?
- Откуда у тебя, Квотриус, такая идея? Я - многоучёный маг. Занимаюсь всеразличными науками. Хочешь, перечислю, какими?
- Всё равно ничего не пойму я в науках века двадцать первого, так, что не стоит перечислять их, попусту тратя время. Позволено ли мне будет сказать, что ты, о северный ветер мой, иногда, более того, часто ведёшь себя, как достойный почитания наставник недорослей? Отчего же никогда ты не говоришь со мною о сём? Разве преподавание в школе, я уверен, магических наук, тем, кто ещё не расстался с буллой* , и занятие всяческими многомудрыми вещами и опытами для всевозможных откровений - дела, столь недостойные высокородного патриция, что ни разу не заговаривал ты о делах сих? Ведь читал я и о многоучёных опытах, кои, к примеру… Вот, гибкость твоего оружия. В наше время так ковать не умеют. Значит, сумел научить ты и кузнеца необразованного, колона простого.
- Оружие моё не суть пример. Да, научил я кузнеца, как выковать его, но потом заклинанием заставил забыть то, что должно быть известно много позднее и не во стране сей. Не удивляйся, есть и такое заклинание, и обучу я ему тебя, как одному из необходимейших.
Да нет, занятие науками есть вполне достойное для высокорожденного патриция дело. Да вот только не всем, скажем так, в моём… времени так кажется. Многие, повторюсь, думают инако. Считается, что высокородные патриции должны зарабатывать на жизнь себе и потомству… другими способами…
Ну не рассказывать же Квотриусу, что такое маггловская биржа и как на ней играть? Тем более, что и сам Мастер Зелий не знает этого. Вот Малфой или Долохов - те знают.
Снейп, невзирая на Поттера, прилёг и обнял Квотриуса - Северусу безумно хотелось страстно целоваться с братом и не только… О, разумеется, то, что можно - снова почувствовать так сильно возбуждающий его запах смазки Квотриуса. А вот бы Северусу попробовать вкус его сладчащей спермы, но - нет, нельзя пока. Он же так слаб, Квотриус, просто он изо всех сил старается держаться молодцом. И, надо отметить, у него это хорошо выходит, похоже на правду, по-настоящему.
А, может, нитки уже впились в кожу, как нужно, и воспалительный процесс закончился, и Квотриус снова крепок, несмотря на ранение?.. Но… неужели на полукровках так быстро всё зарастает? Не может быть… А, с другой стороны, как же те пятеро тяжелораненых?
Нельзя… нельзя так перевозбуждать брата, возлюбленного, звезду свою путеводную. О, как сияют этим прекраснейшим светом на земле - светом темноты - его глаза!
Северус притянул возлюбленного, отраду души своей, за макушку к своему рту и поцеловал. Как получивший отпущение грехов маггл - католик, жаждущий снова согрешить, чтобы потом было, в чём каяться, как это у них заведено, так же и Квотриус словно получил разрешение ласкать высокородному брату то, до чего мог дотянуться - лицо и немного - шею и ключицы. Он особенно тщательно покрыл короткими полу-выдохами - полу-поцелуями каждый дюйм обветренного в походе лица. За сим Квотриус поцеловал брата с едва лишь сдерживаемой страстью, но осторожно и нежно, как и полагается, в закрытые веки. Потому, что его возлюбленный брат, его северный ветер, Северус, от восхищения действиями Квотриуса уже закрыл глаза. Потом Квотриус, слегка изогнувшись, провёл языком дорожку из-за уха к ключице, очаровательно томно выдохнул на неё, обдав жаром и постоянно прерываясь на длительные, до беспамятства жаркие поцелуи.
Жарко выдохнул, излишне жаркие, сопровождаемые сбитым дыханием, поцелуи… Да у Квотриуса же просто-напросто жар, опять горячка, как профессор Свеверус Снейп и предполагал днём! Проклятый рецидив, и вовсе Квотриус не настолько здоров, как хотел казаться. А все эти поцелуи суть полубред-полуявь, красочно, более, чем в действительности, воспринимаемая раненым.
Всё, концерт окончен, погасли свечи - надо быстро прекратить миловаться и поскорее уложить Квотриуса спать - во сне, пусть и беспокойном, горячку переносить много легче, чем вот так, в полубреду, грозящему перейти и вовсе в бред…
Да, но как? Квотриус только ещё больше разгорячился от тихого, безответного непротивления Северуса его поцелуям и вот уже выдыхает высокорожденному брату в рот, хрипя тихо, но безотвязно:
- Се-э-ве-э-р-у-у-с-с! Лю-би меня! Познай меня!
Он повторяет это, как заведённый будильник, только, кажется… сломавшийся. Но это ведь на время! Квотриус поспит и «починится» сам, без заклинаний. А то их и без того на его рану наложено одно из самых сильных по вложению сил заклинающего волшебника магических формул. Брату нужно лишь поспать.
Квотриус всё повторяет свои сломанные, как заводящаяся пружина будильника, слова, и глаза его словно отражают вечность - так они блестят и светятся изнутри… словно бы расплавленным агатом, если камень можно было превратить в вязкую, невероятно горячую, кипящую жидкость. А, говорят, магглы научились в этом невероятном искусстве по достижению «четвёртой фазы вещества»… Но это горячка, горячка… так сверкает в глазах возлюбленного брата. Будь он здрав, не было бы и такого необыкновенного, пленяющего блеска, в этом профессору можно быть точно уверенным.