в тщательной спортивной подготовке. Эйве больше походил на трудягу Алехина, чем на бонвивана Капабланку. Но имелось и существенное отличие: если русский эмигрант отвлекался от игры вынужденно, из-за политического и экономического контекста, то Эйве – по своей воле. Он ставил математику на одну планку с шахматами, иногда делая значительные паузы в карьере игрока. Можно только догадываться, как голландцу удавалось сохранять баланс, великолепно проявляя себя сразу в двух ипостасях. Если бы Эйве оказался всецело одержим шахматами, прямо как Александр Алехин, возможно, результаты голландца на турнирах впечатляли бы сильнее. Но Эйве расставлял приоритеты иначе.
Как бы то ни было, в 1921 году Макс Эйве еще находился в тени и потому не участвовал в важном событии, которое произошло вскоре после турнира в Лондоне. Капабланка составил шахматный «манифест» и в неформальной обстановке встретился с лучшими игроками мира, чтобы утвердить регламент проведения матчей за корону. Так называемые «лондонские соглашения» получили подписи Хосе Рауля Капабланки, Александра Алехина, Акибы Рубинштейна, Ефима Боголюбова и Милана Видмара. Главные пункты звучали так: матч велся до шести побед (ничьи не учитывались); когда чемпиону бросал вызов действительно сильный кандидат, он должен был ответить на него в течение года; чемпиона не обязывали отстаивать свое звание, если призовой фонд не превышал 10 000 долларов.
Он-то и стал камнем преткновения. Перед Алехиным поставили трудную задачу – первым изыскать спонсоров. В те времена 10 000 долларов считались баснословными деньгами.
Глава 16. Генеральская вдова
Алехин хоть и был невероятен за доской, занимать на всех шахматных турнирах исключительно первые места не мог при всем желании – и каждый проигрыш давался русскому эмигранту нелегко. Он сделал слишком большую ставку на шахматы, которые стали для него всем! Поэтому если что-то не получалось, иногда Александр Александрович терял самообладание. В декабре 1922 года в Вене будущий чемпион мира разделил 4–6-е места, пропустив вперед Рубинштейна, Тартаковера и Генриха Вольфа. Болезненное поражение нанес ему австрийский соперник Эрнест Грюнфельд, который в то время применял интересный дебют, получивший название «защита Грюнфельда». Проиграв австрийцу, Алехин схватил своего короля и бросил его через весь зал!1 Год спустя в Карлсбаде русский шахматист проиграл другому австрийцу, Рудольфу Шпильману, после чего, по воспоминаниям нескольких игроков, вернулся в гостиницу «Империал» и устроил там погром – разнес всю мебель в номере.
К счастью, нашлась женщина, которая научилась умиротворять Алехина. Она сопровождала его везде, следила, чтобы все у шахматиста было в порядке и не находились поводы для лишних волнений. Познакомились будущие супруги в 1924 году, когда Алехин еще не развелся с Рюэгг. Счастливое для шахматиста событие произошло на парижском балу, где скучала генеральская вдова Надежда Васильева, в девичестве Фабрицкая. Слово за слово – и вскоре между новыми знакомцами вспыхнула нешуточная страсть. Уроженка Одессы, Надин (так Васильеву называли французские друзья) могла поведать новому кавалеру слезливую историю своей жизни, ведь каждый белый эмигрант, сбежавший от большевиков в Европу, терял существенную часть себя. О погибшем супруге Надин, белом генерале Васильеве, ничего не известно, но в Париже в то время оказалось много вдов, и у некоторых числился приличный капитал. Был он и у Васильевой. А деньги шахматисту нужны были позарез, ведь Капабланка назначил большой призовой фонд за право сыграть против него. Вскоре Надин с Алехиным счастливо зажили в гражданском браке; проблемы в отношениях, и весьма серьезные, возникли позже.
В своей книге «Чемпионы мира, которых я знал» шахматист Геннадий Сосонко несколько пренебрежительно отзывался о Васильевой: «Говорила напыщенно, одевалась вульгарно, была сверху донизу покрыта ювелирными украшениями. Ганс Кмох вспоминал, что когда Алехин оставался в Вене и Надин несколько раз выходила в свет вместе с его женой, официанты в ресторанах шептались: “Снова здесь эта рождественская елка”. Она, словно мамочка, суетилась вокруг Шуры – так его называла»2. Со стороны Надин и впрямь казалась матерью своего звездного возлюбленного – она была старше Алехина на 19 лет. Ее дочь Гвендолин по возрасту не сильно уступала шахматисту. Также все видели, что Алехин выбрал себе достаточно обыкновенную, если говорить о внешности, женщину – и в целом на фоне молодого, статного, широкоплечего блондина, которому сопутствовал грандиозный успех в мире шахмат, серьезно уступала. Но она завоевала Алехина – во многом благодаря своей преданности, крепкой, немного даже сумасбродной любви. Надин буквально пылинки сдувала с возлюбленного! Увы, чувства ее оказались не вполне взаимными. Но конкурировать с истинным объектом страсти Алехина – тем, во что он влюбился раз и навсегда еще в детстве, – не могла ни одна женщина в мире.
Надин стала тенью супруга, зато всегда появлялась там, где он творил свои шахматные чудеса, и разделяла с ним моменты радости (и горя, конечно). А главное, Васильева оказалась свидетельницей самого оглушительного успеха в жизни Алехина – искрометного матча против Хосе Рауля Капабланки, который стал общемировой сенсацией. Находиться в первых рядах, когда человек обретает истинное величие, вершит историю, – бесценная привилегия.
А то, что генеральская вдова чересчур любила драгоценности, – так Париж к тому времени как раз оформлял статус европейской столицы моды! Сама Коко Шанель с удовольствием раскручивала на непродуманные траты русских барышень вроде дочери князя Шервашидзе Мэри Эристави. Волею судеб в Париже оказались толпы видных русских аристократок, которые соревновались друг с другом в том, кто на официальных мероприятиях будет выглядеть эффектнее. Они бежали с родины, успевая прихватить с собой самое важное – фамильные драгоценности, которые прятали в самых неожиданных местах вроде цветочных горшков или складок одежды. Например, княгиня Вера Лобанова-Ростовская во время побега пристроила столько дорогостоящих камушков в своей пышной шевелюре, что на выручку с их продажи можно было жить припеваючи в течение долгих месяцев. Поэтому большое количество украшений на шее и руках Васильевой было не каким-то ее детским капризом, а всего лишь веянием парижской моды. Что до напыщенной речи, то эта особенность Васильевой тоже имела веское обоснование: она получила высшее образование, считалась типичным представителем русской интеллигенции и говорить упрощенно, как какая-нибудь крестьянка, никак не могла – этого бы просто никто не понял.
В год знакомства с Надин Алехин позволил себе пренебречь шахматами, чтобы получить докторскую степень по юриспруденции. Он учился в легендарной Сорбонне и защитил диссертацию на тему: «Система тюремного заключения в Китае» (правда, британская энциклопедия The Oxford Companion to Chess подвергает этот факт сомнению3). Тем не менее с 1925 года русский эмигрант охотно добавлял к своей фамилии почетное «доктор», встав в один ряд с Ласкером –