— То Олег. Нам доверился весь этот край, мы должны оберегать его, а не гнаться за неизвестным.
— Но ты — конунг наш…
— Хорошо, что же из этого?
— Ты должен вести нас к славе…
— Вы хотите Византии?
— Да!
— Будь по-вашему…
Едва он вымолвил эти слова, как все кинулись целовать его, и стены княжеских покоев до утра тряслись от громких криков:
— На Византию, на Византию!
8. БОЖЬЯ КАРА
Неудавшееся ристалище еще долго вызывало волнения в Константинополе. Михаил должен был раздать из своих хранилищ большие запасы масла и хлеба, чтобы несколько успокоить волновавшуюся чернь. Голубые упрямились, они требовали, чтобы император исполнил свое обещание и возвратил им их вождя Анастаса, но как он мог это сделать, когда и Анастас, и Зоя скрылись неизвестно куда. Только Василий Македонянин, которого голубые знали как искреннего друга Анастаса, да быстрая казнь Никифора успокоили их, и они дали обещание выступить на первом же ристалище под предводительством нового вождя.
Изок и Ирина жили у Василия, который приобретал все большее влияние на порфирогенета, так как болезнь по-прежнему приковывала дядю императора Вардаса к ложу. Македонянин умело пользовался своим влиянием. Нередко его видели на форуме среди народной толпы. Он прислушивался к ее говору, старался узнать ее нужды и очень часто поражал народ разумными распоряжениями, соответствовавшими его желаниям.
Так шло время. Об Анастасе и Зое все почти уже забыли в Константинополе.
Однажды вечером, когда спал зной дня, Василий в платье простого византийца отправился на форум, желая узнать, чем занята чернь Константинополя.
Когда он пришел туда, то около колонны Константина сразу усмотрел толпу народа. Василий протиснулся через нее в первые ряды и увидел сидевшего у подножия колонны старика, с жаром рассказывавшего что-то своим слушателям.
Старик этот, по имени Сила, был ходячею летописью Византии. Он был так стар, что даже позабыл год своего рождения, но прекрасно помнил все, что касалось его родного города.
— Велик и славен город Константинополь, — говорил он, когда Македонянин пробрался к нему, — сам Господь, Единый Вершитель судеб, хранит его…
Старик вдруг замолчал.
Внимание слушателей было напряжено до последней степени. Все старались стать повыше, приподнимали головы и пристально смотрели на рассказчика.
А тот сидел, понурив голову, углубленный в себя, в свои мысли…
Вдруг он весь выпрямился и, как бы проснувшись от тяжелого сна, огляделся своими мутными, потерявшими всякий блеск глазами вокруг и заговорил.
Голос его сперва был глух и подавлен.
Его слова едва можно было разобрать, но, чем дальше шла речь, тем более и более крепчал этот старческий голос, ободряюще действуя на собравшихся.
— Да, сам Господь хранит Новый Рим, — говорил рассказчик, — вот, слушайте, что расскажу я вам о временах от вас отдаленных, но, вместе с тем, и близких… Язычество, иконоборство сильно еще было в народе. Великий Константин умер, его слабые сыновья не смели поддержать его святое дело, а отступник Юлиан встал на защиту язычества, но Галилеянин победил его, и Юлиан пал на поле битвы, признав Его… Крест восторжествовал, и народ стал считать себя под его защитою… Но нравы народа развратились, и при восторжествовавшей вере во Христа Новый Рим стал по духу равен старому Риму, и вот, Всемогущий Господь, чтобы возвратить заблудший народ на путь спасения, послал ему кару…
Страшную, ужасную кару…
Развилась в Византии болезнь, неведомая ужасная болезнь, истребившая почти весь род человеческий. Стало в Византии твориться нечто ужасное… Народ умирал. В каждом доме был покойник. Неокрепшие в вере Христовой умы приписывали происхождение этой болезни некоторой тайной причине, исходящей с неба… Болезнь эта страшная не ограничивалась ни местом, ни каким-либо одним народом, ни временем года; она пронеслась по всему миру, жестоко поражая самые различные народности, не разбирая ни пола, ни возраста. Ничто не останавливало ее. Одних она поражала летом, других — зимою или в другие времена года.
Она началась в Египте, в Пелузе, откуда направилась по двум дорогам -с одной стороны, к Александрии и остальному Египту, с другой — в Палестину. После этого она охватила всю землю, двигаясь все время через правильные промежутки времени и места. Казалось, точно кто управляет ею… Она останавливалась там, где как будто решила остановиться на определенное время, щадя промежуточные местности, и распространялась по всем направлениям до самых границ мира, точно боясь пропустить на своем пути какие-либо отдаленнейшие уголки земли. Не было острова, долины, горной вершины, которых бы она не посетила, раз там были люди. Если через какое-либо место она проходила, не тронув его, то через некоторое время она к нему возвращалась, щадя уже на этот раз те соседние поселения, которые раньше были ею опустошены; и уже отсюда она не уходила до тех пор, пока не получала своей дани — жертв — соответственно тому, что ею было получено в соседних местностях. Она всегда начинала свою деятельность от морских берегов и оттуда двигалась вглубь материка.
На второй год «543 г.» весною она появилась в Византии.
Сила передохнул и потом продолжал свой рассказ.
— Вот как она здесь появилась: многие стали видеть духов, принявших человеческий вид; при этом таким больным казалось, что эти духи, около них стоящие, наносили им удары. Такие видения были признаками начавшейся болезни. Мучимые видениями, несчастные призывали всех святых и прибегали ко всякого рода очистительным жертвам. Но ничто не помогало, ибо большинство отдавало Богу душу даже в храмах, куда люди приходили для молитв. Немало было и таких, которые запирались в своих комнатах, не отвечали на зов друзей, и, несмотря на все угрозы, которые пускались в ход, притворялись ничего не слышащими, боясь, что с ними говорят приведения…
Некоторым мерещились видения только во сне, они слышали голоса, произносившие их имена в числе имен, присужденных к смерти. Большинство же, впрочем, ни во время сна, ни при бодрствовании не получали этих прискорбных предзнаменований. Лихорадка их захватывала внезапно: одних — в тот момент, когда они просыпались, других — во время прогулки, многих -среди обычных занятий. Тело их изменялось в цвете, но никакого признака воспаления нельзя было заметить. С утра и до вечера лихорадка была так легка, что предчувствовать какую-либо опасность не мог ни сам больной, ни врач, навещавший его. Никто из заболевших не казался находящимся в смертельной опасности. Но с самого начала — у одних — на другой день, у других — через несколько дней — можно было заметить появление нарывов не только в нижней части тела, но и подмышками, а иногда даже за ушами, и припадки этой страшной ниспосланной небесами болезни выражались почти одинаково у всех больных.