я хочу, чтобы ты, когда мы доберемся до места, вел себя наилучшим образом. – Кэтрин приветственно улыбнулась пожилой паре, которая прошла мимо в цветных ветровках. – Пожалуйста, сделай это для меня, а? В моей жизни происходят очень, очень важные события, и я только прошу тебя о крохотной помощи. – Кэтрин посмотрела на его маленькое лицо, надутые губы – он напоминал упрямую старуху. Она уронила руку, признавая свое поражение. – Ладно, ты победил. Как всегда. Но я хочу, чтобы ты знал: если ты скажешь маме, куда я тебя брала сегодня, она
умрет. Ты меня слышишь? Умрет.
Его глаза под сердито опущенными веками снова посмотрели на сестру.
– Как?
– Если ты ей скажешь, она станет пить еще больше и никогда не сможет остановиться.
Кэтрин выпрямилась, расстегнула свой кошелек коньячного цвета с нарисованным на нем верблюдом – подарок ее матери от Вулли. Она отсчитала несколько серебряных монеток, чтобы хватило на два автобусных билета.
– Она станет столько пить, что это вымоет всю доброту из ее сердца. Цыц! Если это случится, то, я думаю, Лик навсегда прекратит с тобой разговаривать. – Она с довольным щелчком закрыла старый кожаный кошелек, и ее лицо прояснилось. – О, смотри! Автобус.
Они сосали зеленые кислые карамельки и прижимали носы к переднему окну на втором этаже автобуса. Автобус пересек реку, и Кэтрин показала на кости Клайда – краны, которые навсегда остались без работы. Она рассказала ему о Дональде-младшем – о том, как его уволили из судостроителей, как он собирается теперь отправиться на работу в Африку.
– Помолись за меня, Шагги… – попросила она.
– У меня длинный список. Я добавлю тебя туда, – прошепелявил он, его щека раздулась от леденца во рту.
Кэтрин могла поверить, что ее брат очень настойчиво молится о многих вещах. Она обкусала заусенцы с большого пальца, и ее снова обуяла тревога: правильно ли она поступает? С тех пор как Шаг ушел от ее матери, Кэтрин убеждала себя, что это случилось не по ее вине. У нее это плохо получалось, но ее эгоистичная часть не хотела разуверяться. Это было несправедливо: если ее мать потеряла мужа, то почему она должна отказываться от своего?
Сойдя с автобуса, они прошли мимо ряда одинаковых коричневых домов, перед которыми располагались садики. Цветов здесь не сажали. Кэтрин свернула на узкую тропинку, они подошли к тяжелой коричневой двери, и Кэтрин без стука открыла ее, ступила на чужой ковер в коридоре, махнула брату – иди за мной. Шагги никогда прежде здесь не был. Его вдруг испугало, что Кэтрин ведет себя здесь как дома.
Внутри было тепло, словно в счетчик засунули кучу монет, здесь сладко пахло богатством, стоял запах жареной картошки и мясной подливки. Кэтрин села на устланные ковровой дорожкой ступеньки лестницы, ведущей на второй этаж. Она расстегнула молнию на его куртке, повесила ее на перила. Шагги слышал рев телевизоров – разные каналы из разных комнат. В гостиной смотрели матч «Старой фирмы»[58], а откуда-то сверху доносились гудки и щебет мультиков. Кэтрин поправила на нем галстук, поцеловала холодную щеку.
– Примерное поведение, договорились?
Она повела его внутрь дома, где теплая столовая через окно подачи соединялась с узкой кухонькой. Когда они вошли, в их сторону одновременно повернулись шесть или семь незнакомых Шагги взрослых людей, на их лицах играли улыбки. Кэтрин отпустила руку брата и подошла к человеку, похожему на Донни Осмонда[59]. Кэтрин легонько поцеловала его в губы.
– А мы тут думали, куда вы задевались, – сказал человек, нежно потирая костяшками пальцев ее холодную щеку.
– Попробуй-ка протащить его через центр города, когда там яблоку негде упасть. – Она повернулась к брату, который стоял в дверях. – Шагги, не стой там, подойди сюда и поздоровайся со своим дядей Раскалом.
Шагги вошел в столовую, от тепла и запаха жареной свинины у него закружилась голова. Одной рукой он обхватил ногу Кэтрин и стоял так, пока она представляла его взрослым, которые столпились у раздвижной двери, курили и с демонстративной усердностью выдыхали дым на задний двор. Большинство имен он забыл сразу же. Она развернула его к креслу в углу.
– Вот твой дядя Раскал. – Она слегка подтолкнула мальчика. Шагги вежливо протянул руку и пожал лапу дяди.
Его воспоминания об отце были настолько туманными, что ему на мгновение показалось, будто он видит перед собой Шага. Те же румяные щеки и такие же густые аккуратно подстриженные усы полумесяцем. Этот человек походил на фотографию, которую Шагги видел когда-то, – спрятанную под бельем его матери в комоде, правда, у человека перед ним были густые волосы, выкрашенные в превосходный каштановый цвет, но свои, настоящие. Раскал так тряс руку мальчика, что ему стало больно.
– Долго ты к нам собирался, мужичок! Ужасная ситуация, да.
Человек улыбнулся. В его глазах горели счастливые искорки.
Кэтрин представила его Донни Осмонду – тому, кто ее целовал.
– Это Дональд. Ты ведь его помнишь, правда? Мы с Дональдом собираемся пожениться.
Мальчик посмотрел на нее.
– А мне пирожное дадут?
Человек подошел к Шагги и пожал ему руку. Его каштановые волосы были расчесаны как бы изнутри, отчего они изогнулись, словно покрытая лаком шляпка шампиньона. Он был розовый, плотный и смотрел по-дружески. И он не только пожал, но и потряс ему руку.
– Я вижу. Да. Да. Сходство есть, – громким голосом прорычал он.
– Мне жаль, что ты теперь не можешь делать большие корабли, – серьезно сказал Шагги.
– Не переживай, мужичок, – сказал Дональд. – Приедешь к нам в гости в Африку?
Кэтрин сердито посмотрела на Дональда, когда приподняла брата и чуть не засунула в кухоньку через окно подачи. Там дым шел коромыслом – что-то булькало в кастрюлях, во фритюрнице в углу скворчала жареная картошка. Кэтрин представила Шагги матери Дональда, тетушке Пегги. Все в ней было какое-то маленькое и заостренное – от счастливых морщинок в уголках глаз до розовых кончиков ушей. Кэтрин шептала Шагги на ухо, и мальчик повторял за ней:
– Спасибо. Что. Пригласили. Меня. На. Обед. Тетя. Пегги.
– Так где же он? – спросила Кэтрин, опуская брата. – Я врала и врала, и тащила этого мальчонку через весь город ради него. Хотите сказать, что он не появлялся?
Шагги почувствовал легкий щелчок по загривку, плотный плоский удар ногтем, вроде тех, что он получал от Джербила Макавенни, когда отец Барри отворачивался.
– Ой!
– Не стой ко мне спиной, сынок. – Человек в черном костюме заполнил дверной проем, но не в высоту, а в ширину. Шагги осторожно разглядывал его. Те же густые усы и