быть, он сейчас прыснет от хохота и скажет, что разводил ее все это время ради прикола. Они оба разводили. Но взгляд Тарика, его многозначительное молчание в ожидании ее реакции после того, как он все это вылил на нее, заставили сердце уйти в пятки, а щеки запылать в ярости и стыду.
–Ты сейчас серьезно говоришь? Вот честно, мне иногда кажется, что это какое-то гребанное зазеркалье… Вы все здесь немного того…– голос дрожит. Нет, слез нет. Есть такая злость, такая обида, даже унижение… Как надоело от этой нелепой роли… Почему она опять вынуждена была сюда припереться и играть лживую роль?
– Сами искренне неравнодушен к тебе. Я узнал об этом еще тогда, когда мы просто общались. Эли, ты говорила мне, что страдаешь от того, что я сделал тебя «синим чулком». Ты ведь правда женщина. Ты заслужила мужского внимания,– не унимался он, пропуская мимо ушей её возмущение.
Усмехнулась. Горько. Отчаянно.
– Тарик, как ты себе это представляешь?– она произнесла это с сарказмом, но вот он воспринял буквально.
– В моей комнате,– невозмутимость в голосе добивала,– наши комнаты ведь смежные. Я уйду к тебе или… Он придет к тебе. Только одно условие- предохраняйтесь. Возможно, это бы стало выходом, Эли. Нам нужен ребенок. Так бы мы решили все проблемы, но… Сами правда испытывает к тебе не просто влечение. Он амбициозен. Одно дело- просто секс. Другое- если он поймет, что ты понесла от него. Он может не отпустить тебя… Не отступит…
– С чего ты убежден, что он в принципе отступит?– горечь стала разъедать ее горло. Гадко на душе. Даже у Залии и у той роль была лучше, чем у нее. Она просто спала с мужчиной и не скрывала этого. В восточном обществе такие ситуации встречаются вдоль и поперек. А Эли почему-то чувствовала себя сейчас собакой на вязке или случке…
–Повторяю, Эли. Он так и так знает о моей проблеме…
–Отец в курсе обо всем этом?– ее голос стал совсем бесцветным. Безжизненным.
–Нет,– глаза в пол. Элисса понимает, почему. Конечно, Агилас будет в ярости, если узнает, что постыдная тайна его сына- словно дырявая лодка, дала брешь… Ведь в их тайне было уже даже не трое, а четверо… А это почти обречено на провал…
***
–Ненавижу эту суку,– повторяла Эли про себя, в сотый раз проводя расческой по волосам, которые и без того уже выглядели как каштановая шелковая гладь.
Внутри нее был вулкан. Она, видимо, переоценила свои силы, приехав сюда. Кто же знал, какой «сюрприз» припасет для нее муженек. Но не только это обескураживало. Было и другое, гораздо более раздражающее обстоятельство. Эта гадина Залия. Нахалка, всем своим видом подчеркивающая, что это она главное лицо здесь, что это ей принадлежит все внимание и интерес властителя этих мест. И почему только Мейза это терпит? Агилас недвусмысленно демонстрировал ангажированность, большую увлеченность любовницей, нежели женой. Разве ей не обидно как женщине?
Они встретились чисто случайно, в саду. После непростого разговора с Тариком желания возвращаться не то, чтобы к Сами, но и к девочкам, не было никакого. Эли переоделась в привычные джинсы и блузку, завязала еще немного влажные после душа волосы в пучок и решила пойти в зимний сад. На улице было бы лучше, но после источников такой вариант стал бы верным путем заболеть. А зимний сад здесь был отменным, утопающим в красоте и аромате роз и других экзотических цветов, круглый год радующих посетителей.
Она не ожидала увидеть их там. Не просто увидеть, а мило общающимися или даже держащимися за руку. Точно она не помнила, потому что глаза сразу приковала к себе другая картина. Они целовались. Красиво, чувственно. Она поняла это даже за пару мгновений, пока они не заметили ее присутствия и не разомкнули объятия.
Самым неприятным было то, что они оба даже не смутились. Агилас оторвался от Залии нехотя, лишь спустя несколько секунд переведя на Элиссу раздраженный взгляд.
Всем своим видом показал, что она помешала. И что он не смущается и ни о чем не… сожалеет.
Сердце больно кольнуло. Его губы были слегка покрасневшими. Она невольно задержала на них взгляд. Она помнила их такими. Помнила после их поцелуя. А теперь он целует другую. Нет, он всегда целовал другую, Эли. А ты… Ты просто еще один грех на его длинной истории жизни. Вернее даже не так, не грех. Грешок, шалость. То, что забудут как нечто незначительное, от чего отмахнутся как от ненужного воспоминания. А может быть, оно вызовет легкую улыбку, если все-таки когда-то мельком всплывет в памяти.
–Простите, то и дело оказываюсь не в том месте не в то время,– усмехнулась Элисса. Сохранить непроницаемое лицо сейчас было сложно, особенно когда наглая Залия смотрела на нее с явным превосходством.
–Ничего страшного, Эли. Мы уже уходим,– совершенно бесстрастно ответил Агилас, придерживая пассию за талию.
Они ретировались, оставив девушку совершенно подавленной. Настроение – собрать вещи и улететь подальше от них от всех. Но нет. Сегодня праздничный ужин, на котором, наконец, будут все, да еще и разодетые в пух и прах. Придется улыбаться, строить из себя счастливицу-молодоженку, смотреть на жмущуюся к Агиласу Залию и терпеть… Устала, как же она устала. Как же она хотела все отпустить. А может Тарик прав? Может быть, ей это необходимо? Почему она увидела в его задумке только грязь? Это она жила в грязи все эти месяцы. Ложь- это тоже грязь. Никогда врущий человек не останется белым и пушистым. А она врала даже себе. Хватит, Элисса. Хватит…
Глава 35
«У тебя уникальная внешность, Эли. Как у мамы. Это от смешения кровей. Ты такая светлокожая, с нежными чертами лица- и в то же время, пряность темных волос придает тебе терпкость и знойность. Глаза как патока. Они льются на мужчин, способные усластить даже горечь. Но эти же глаза могут стать приговором и обреченностью, стоит тонкому перу сурьмы прикоснуться к ним. Две четкие черные линии стрелок на твоих веках превращают тебя не просто в красавицу. В ту, кто бьет в самое сердце. Хищницу, не щадящую свою жертву. Вся твоя суровая суть