Стокгольме — английская одежда сразу бы ее выдала, — и спустилась вниз.
Входя в столовую, где все ели за общим столом, Хермия волновалась. Больше года ей не приходилось говорить по-датски в быту. Вчера, устраиваясь на ночь, обменялась с хозяевами всего парой слов. Теперь придется вести застольные разговоры.
За столом оказался только один средних лет постоялец.
— Доброе утро, — дружелюбно улыбнулся он. — Позвольте представиться: Свен Фромер.
— Агнес Рикс, — стараясь держаться непринужденно, назвалась Хермия именем, которое значилось у нее в документах. — Прекрасный сегодня день.
«Мне нечего опасаться, — сказала она себе. — По-датски я говорю в точности как копенгагенские буржуа, и датчане в жизни еще не догадывались, что я англичанка, пока я сама им об этом не сообщала».
Хермия положила себе овсянки, залила холодным молоком и принялась есть, но все-таки в таком напряжении, что каша комком застревала в горле.
— Предпочитаете по-английски? — поинтересовался Свен.
— Что вы имеете в виду? — Она в ужасе подняла на него глаза.
— То, как вы едите овсянку.
У него-то молоко было в стакане, и он запивал им каждую ложку каши. Именно так датчане едят овсянку, и Хермия превосходно об этом знала. Чертыхнувшись про себя на свою невнимательность, она попыталась сгладить промах.
— Мне так больше нравится! — браво объявила она. — Молоко охлаждает овсянку, и дело идет быстрее.
— А, так вы торопыга! Откуда будете?
— Из Копенгагена.
— О! Я тоже.
Хермия, опасаясь, что эта тема приведет к вопросам, где именно в Копенгагене она живет, решила, что безопаснее задавать вопросы самой. Ей еще не встречался мужчина, который не любит поговорить о себе.
— А вы тут в отпуске?
— Увы, нет. Я землемер, топограф, работаю на правительство. Работа, однако, сделана, дома мне нужно быть только завтра, так что решил провести денек здесь, осмотреться, покататься по острову. Уеду вечерним паромом.
— Так вы здесь на автомобиле!
— С моей работой без него не обойтись.
Вошла хозяйка, поставила на стол бекон и черный хлеб.
— Если вы одна, с удовольствием вас покатаю, — предложил Свен, когда хозяйка удалилась.
— Я обручена, — отрезала Хермия.
С явным сожалением он покачал головой.
— Вашему жениху повезло. И все-таки буду рад, если вы составите мне компанию.
— Не обижайтесь, пожалуйста, но мне хочется побыть одной.
— Вполне вас понимаю. Надеюсь, мое предложение вас не обидело.
— Что вы, напротив, я польщена! — Хермия пустила в ход самую очаровательную из своих улыбок.
Он налил себе еще чашку кофе из цикория, и уходить, похоже, не торопился. У Хермии слегка отлегло от сердца. Пока вроде все идет гладко.
В столовой появился еще один постоялец, примерно возраста Хермии, в опрятном костюме. Вошел, слегка поклонился и заговорил по-датски с немецким акцентом.
— Доброе утро. Меня зовут Хельмут Мюллер.
У Хермии сильней забилось сердце.
— Доброе утро, — ответила она. — Агнес Рикс.
Мюллер вопросительно повернулся к Свену. Тот встал, подчеркнуто его игнорируя, и твердым шагом вышел из комнаты.
С оскорбленным видом Мюллер уселся за стол.
— Благодарю вас за вежливость, — сказал он Хермии.
Хермия стиснула ладони, чтобы не так тряслись.
— Откуда вы, герр Мюллер?
— Я родом из Любека.
Порывшись в памяти, что благовоспитанный датчанин может сказать немцу в светской беседе, Хермия выудила оттуда комплимент.
— Вы прекрасно говорите по-датски.
— Когда я был мальчиком, мы всей семьей отдыхали на Борнхольме.
Он держался очень естественно, и Хермия осмелилась задать ему вопрос посерьезней:
— Скажите, многие здесь отказываются разговаривать с вами?
— Грубость, какую только что продемонстрировал наш собрат постоялец, встретишь не часто. Обстоятельства сложились так, что немцы и датчане принуждены жить рядом, и большинство датчан вполне вежливы. — Он взглянул на нее с любопытством. — Но вы и сами наверняка это знаете, если давно живете в этой стране.
Хермия поняла, что опять допустила промах.
— Нет-нет! — воскликнула она. — Просто я из Копенгагена, а там, как вы сами сказали, мы стараемся существовать мирно. Мне интересно, как обстоят дела здесь, на Борнхольме.
— Да так же.
Хермии стало ясно, что любой разговор опасен. Она поднялась с места.
— Что ж, приятного аппетита.
— Благодарю вас.
— И приятного пребывания на острове.
— Вам того же.
Она вышла из столовой, гадая, не перебрала ли с любезностью. Излишнее дружелюбие так же подозрительно, как враждебность. Но Мюллер вроде бы недоверия не проявил.
Выруливая со двора на велосипеде, она заметила Свена. Тот укладывал в машину багаж. У него был «горбатый» «Вольво PV-444», популярный в Дании шведский автомобиль. Заднее сиденье отсутствовало, чтобы было где разместить землемерное оборудование: треноги, теодолит и прочее, что-то в кожаных чехлах, что-то обернуто одеялом, чтобы не побить.
— Извините за инцидент, — пробормотал он. — Не хотелось бы выглядеть грубияном в ваших глазах.
— Я понимаю, — отозвалась Хермия. — Очевидно, вас одолевают сильные чувства.
— Я, видите ли, из военной семьи. Мне трудно смириться с фактом, что мы так легко сдались. Следовало драться, на мой взгляд. И сейчас тоже! — Он резко взмахнул рукой, слово что-то отшвыривая. — Но я не должен так говорить. Вам за меня неловко.
— Вам не за что извиняться. — Хермия коснулась его руки.