— По-моему, эта штука небезопасная.
«Ох и надоело объясняться с бестолковщиной, которая судит о том, в чем ничего не понимает!» — подумал Харальд, но заставил себя прямо-таки искриться вежливостью:
— Уверяю вас, господин полицейский, машина полностью безопасна. Это официальный запрос, или вы просто удовлетворяете свое любопытство?
— Ты тут не умничай, паренек. Я ведь тебя уже видал здесь, верно?
Харальд напомнил себе, что с законом ссориться не стоит. Он ведь уже провел ночь в тюрьме, и не далее как на этой неделе.
— Меня зовут Харальд Олафсен.
— Ты дружок этих евреев из замка.
Харальд тут же потерял самообладание.
— А это не вашего ума дело, с кем я дружу.
— Ого! Вот как! — отозвался Хансен с довольным видом, будто ждал именно такого ответа. — Теперь я знаю, что ты за фрукт, молодой человек, — зловредно произнес он. — Буду за тобой присматривать.
Харальд нажал на газ, ругая себя последними словами.
«Надо держать себя в руках! А теперь у меня во врагах местный полицейский, и всего-то из-за никчемной фразочки про евреев. Когда наконец я научусь избегать ловушек?»
Не доехав с полкилометра до ворот замка, он свернул с дороги на колею, ведущую к монастырю. Увидеть его из замка нельзя, и вряд ли в субботний вечер в саду кто-то работает.
Оставив мотоцикл у западного фасада и миновав бывшие кельи, Харальд вошел в церковь через боковую дверь. Поначалу в тусклом вечернем свете, сочащемся сквозь высокие окна, различались только призрачные силуэты вещей, потом глаз привык и Харальд узнал «роллс-ройс» под чехлом из брезента, ящик со старыми игрушками и сложивший крылья биплан «хорнет мот». Казалось, с тех пор как он тут был, ни одна живая душа в церковь не входила.
Харальд отворил тяжелую главную дверь, вкатил мотоцикл внутрь и закрыл дверь снова.
Перекрыв пар, он позволил себе минутку самодовольства. Ну в самом деле! Пересек всю страну на собственноручно перекроенном мотоцикле, сам устроился на работу, сам нашел кров над головой.
«Тут отцу ни за что меня не найти. А если в семье произойдет что-то важное, брат знает, где я».
А лучше всего то, что есть неплохой шанс увидеться с Карен. Вспомнив, что после ужина она любит выкурить на террасе сигаретку, Харальд решил пойти к террасе. Это рискованно, можно наткнуться на господина Даквитца, но сегодня ему, похоже, везет.
В углу, рядом с верстаком и полкой для инструментов, находилась раковина с краном. Харальд два дня не мылся. Он сбросил рубашку и, как мог, вымылся холодной водой без мыла. Сполоснул рубашку, повесил сушиться на гвоздь, а из чемодана достал чистую.
Прямая как стрела дорога в восемьсот метров длиной вела от въездных ворот к замку. Чтобы никто не увидел, Харальд сделал круг и подошел к дому лесом. Миновал конюшни, пересек огород и, прячась за стволом кедра, осмотрел заднюю часть дома. Вон там гостиная, из нее стеклянные двери ведут на террасу. Рядом столовая. Черные шторы затемнения не задвинуты, потому что свет еще не включен, но свечка мерцает.
Он понял, что семейство ужинает. Тик сейчас в школе: ученикам Янсборга поездка домой дозволялась раз в две недели, эти выходные он там, — так что Карен ужинает с родителями, если, конечно, нет гостей. Харальд решил рискнуть и подобраться поближе. Перебежками пересек лужайку и тихонько подкрался к дому. Из гостиной доносился голос диктора Би-би-си, сообщавшего, что вишисты оставили Дамаск и туда входят объединенные силы Британии, доминионов и «Свободной Франции». Неплохо в кои-то веки услышать, что нацистам досталось, хотя и трудно представить, как добрая весть из Сирии скажется на судьбе его кузины Моники в Гамбурге. Украдкой заглянув в окно столовой, Харальд увидел, что трапеза окончена: горничная убирала со стола.
— И что это вы здесь, по-вашему, делаете? — раздался у него за спиной голос.
Он обернулся.
Карен шла к нему по террасе. В вечернем свете ее бледная кожа излучала сияние. Она была в длинном платье цвета сильно разбавленного аквамарина и не шла, а скользила, совсем как призрак.
— Тише! — прошипел он.
Стемнело уже так, что Карен его не признала.
— «Тише»? — возмутилась она с жаром, в котором не было ничего призрачного. — Выхожу, вижу, как неизвестно кто пялится в наши окна, и вы смеете говорить мне «тише»?
Из дома раздался лай.
Всерьез Карен сердится или просто валяет дурака, Харальд не разобрал.
— Нельзя, чтобы господин Даквитц знал, что я здесь! — быстро проговорил он.
— Вам стоит бояться полиции, а не моего отца!
Тут прибежал рыжий сеттер Тор защитить хозяйку от незваного гостя, и уж он-то сразу признал Харальда, лизнул ему руку.
— Вы не узнаете меня? Я Харальд Олафсен. Тот, что гостил здесь две недели назад.
— А! Буги-вуги! И что ты высматриваешь на нашей террасе? Неужто вернулся ограбить нас?
— Карен? — выглянул из стеклянных дверей господин Даквитц. — Кто-то пришел?
Харальд затаил дыхание. Если Карен выдаст его, все погибло. Карен после томительной паузы отозвалась:
— Все в порядке, папа. Это мой друг.
Господин Даквитц прищурился, пытаясь разглядеть, кто с ней, но не разглядел и, проворчав что-то, вернулся в дом.
— Спасибо, — выдохнул Харальд.
Карен уселась на низкий парапет и закурила.
— Пожалуйста, но за это ты должен объяснить мне, в чем дело.
Платье удивительно шло к ее зеленым глазам, сияющим так, будто подсвечены изнутри.
Харальд сел рядом.
— Поссорился с отцом и ушел из дому.