Диана. На восточной стене. Во время прелюдии.
Диана Борн захлопнула рот и потянулась за бокалом.
— Диана, мы способны тебя изничтожить, — сказал я. — И ты об этом знаешь. Так что хорош вешать нам лапшу на уши. Кто снимал? Блондин?
Ее глаза метнулись вверх и так же стремительно опустились вниз.
— Кто он? — не отставал я. — Мы знаем, что это он изувечил Ловелла. Мы знаем, что росту в нем шесть футов два дюйма, он весит около ста девяноста фунтов, хорошо одевается и любит насвистывать при ходьбе. Мы знаем, что он вместе с Карен Николс и Майлзом Ловеллом бывал в мотеле «Холли Мартенс Инн». Мы можем вернуться туда и задать еще пару-тройку вопросов. Уверен, что и тебя там вспомнят. Все, что нам нужно, — это его имя.
Она затрясла головой.
— Диана, ты не в том положении, чтобы торговаться.
Она затрясла головой еще сильнее и снова залпом осушила бокал.
— Я ни при каких обстоятельствах не буду обсуждать этого человека.
— У тебя нет выбора.
— У меня есть выбор, Патрик. Может быть, не самый легкий, но есть. Я никогда не пойду против этого человека. Никогда. Если полиция будет спрашивать меня о нем, я буду отрицать его существование. — Она трясущейся рукой опрокинула в бокал остатки вина из бутылки. — Вы даже не представляете себе, на что способен этот человек.
— Почему же, — сказал я. — Очень хорошо представляем. Это ведь мы нашли Ловелла.
— С Ловеллом он действовал спонтанно, — с горькой усмешкой произнесла она. — Видели бы вы, на что он способен, когда у него есть время все спланировать.
— Карен Николс? — спросила Энджи. — Вот на такое он способен?
Диана Борн посмотрела на Энджи, и ее горькая усмешка превратилась в презрительную.
— Карен была слабой. В следующий раз он выберет кого-нибудь посильнее. Из другой весовой категории. — Она улыбнулась Энджи невыразительной надменной улыбкой, которую Энджи стерла с ее лица, влепив ей пощечину.
Бокал выпал из пальцев Дианы Борн и со звоном разбился о блюдо с индейкой. На левой щеке и ухе доктора расплывалось красное пятно, формой напоминавшее стейк из лосося.
— Черт, — сказал я, — так хотелось забрать с собой остатки.
— Не заблуждайся на наш счет, тварь, — сказала Энджи. — Тот факт, что ты женщина, не остановит нас перед рукоприкладством.
— Да и не только рукоприкладством, — сказал Бубба.
Диана Борн взглянула на осколки бокала, усыпавшие блюдо с нарезанным белым мясом. Вино собиралось лужицами в неровностях на поверхности стола.
Она ткнула большим пальцем в сторону Буббы:
— Вот он может меня пытать и даже изнасиловать. А у тебя, Патрик, для этого кишка тонка.
— Моя кишка будет чувствовать себя замечательно, если я выйду прогуляться, — сказал я, — а вернусь, когда все будет кончено.
Она вздохнула и откинулась на спинку стула:
— Ну тогда приступайте. Потому что я этого человека вам не выдам.
— Из любви или из страха? — спросил я.
— И из того и из другого. Он воплощает собой и то и другое, Патрик. Как все достойные создания.
— Психиатром тебе больше не работать, — сказал я. — Ты же ведь это понимаешь?
Она покачала головой:
— Не думаю. Сольете эту запись хоть кому-нибудь, я пойду в полицию и заявлю, что вы трое вломились ко мне в дом.
Энджи засмеялась.
Диана Борн посмотрела на нее:
— Вы же действительно ко мне вломились.
— Хотелось бы послушать, как вы будете объяснять все это. — Энджи повела рукой над столом.
— Офицер, они тут готовили! — сказал я.
— Индейку начиняли! — сказала Энджи.
— И как вы на это реагировали, мэм?
— Я помогла нарезать птицу, — сказала Энджи. — И разумеется, показала, где у меня лежат тарелки.
— И какое мясо вы предпочли, белое или темное?
Диана Борн опустила голову и потрясла ею.
— Последний шанс, — сказал я.
Не поднимая головы, она тряхнула ею еще раз.
Я отодвинул свой стул от стола и поднял вверх видеокассету.
— Мы сделаем копии и разошлем их каждому психиатру и психологу, чьи адреса есть в справочнике.
— И в газеты, — добавила Энджи.
— О да, обязательно, — подтвердил я. — Они от радости из штанов повыпрыгивают.
Она подняла голову. В глазах ее блеснули слезы. Когда она заговорила, голос ее дрожал:
— Вы лишите меня работы?
— Вы лишили ее жизни, — сказал я. — Ты сама-то эту запись смотрела? В глаза ей не заглядывала? А, Диана? В них не было ничего, кроме ненависти к себе. И это твоих рук дело. Твоих. Майлза. И этого блондина.
— Это был эксперимент, — сдавленным голосом сказала она. — Просто одна идея. Я никогда не думала, что она покончит с собой.
— А он думал, — сказал я. — Блондин. Так ведь?
Она кивнула.
— Назови мне его имя.
Она затрясла головой так яростно, что слезы закапали на стол.
Я поднял видеокассету:
— Или его имя, или твоя репутация и карьера.
Она по-прежнему мотала головой, хотя уже не так яростно.
Мы собрали свои вещи и достали из холодильника оставшееся пиво. Бубба нашел пакет и запихнул в него остатки начинки и картофеля; во второй такой же он упаковал недоеденную индейку.
— Ты чего делаешь? — спросил я. — Там же осколки.
Он посмотрел на меня как на аутиста:
— Я их вытащу.
Мы прошли обратно в столовую. Диана Борн немигающим взглядом смотрела на собственное отражение в медной поверхности стола. Локти ее покоились на столешнице, а ладони сжимали голову.
Когда мы добрались до прихожей, она сказала:
— Не советую вам с ним связываться.
Я обернулся и посмотрел в ее пустые глаза. Она как будто на глазах постарела. Мне ничего не стоило представить себе, какой она станет через сорок лет, — в доме престарелых, одна, доживает свои дни, потерянно блуждая в горьком дыму воспоминаний.
— Это мне решать, — сказал я.
— Он тебя уничтожит. Или того, кого ты любишь. Просто от скуки.
— Его имя, доктор.
Она прикурила сигарету и шумно выдохнула дым. Сжала бледные губы и мотнула головой.
Я двинулся к двери, но Энджи меня остановила. Воздев кверху палец, она вперила взгляд в Диану Борн и замерла.
— Вы как ледяная, — сказала она. — Так ведь, доктор?
Тусклые глаза Дианы Борн следили за струйкой дыма.
— Ну то есть настоящая Снежная королева. — Энджи положила руки на спинку стула и слегка наклонилась вперед. — Вы никогда не теряете