заливает жар, и снова уткнулся в бинокль.
— Вы, ребята, такой фигней каждый день занимаетесь, да? — спросил Бубба минут через десять. Сделал пару глотков из бутылки с водкой и рыгнул.
— Да нет, иногда устраиваем автомобильные погони, — сказала Энджи.
— До чего же скучная у вас жизнь, обосраться. — Бубба заерзал на месте и рассеянно стукнул кулаком по стволу дерева.
Из сарая послышался приглушенный звук удара, от которого затряслось все ветхое сооружение. Должно быть, Майлз сидит там и от нечего делать пинает стены — точь-в-точь как Бубба.
Ворона, возможно та же самая, каркнула над нами, грациозно спланировала к сараю, скользнула над водой и скрылась в темноте древесных стволов.
Бубба зевнул:
— Я пошел.
— Ладно, — сказала Энджи.
Он обвел рукой окрестные деревья.
— Все это очень весело, но сегодня по ящику рестлинг показывают.
— Разумеется, — сказала Энджи.
— Брутальный Урод Боб против Красавчика Сэмми.
— Я бы и сама посмотрела, — сказала Энджи, — но у меня, увы, работа.
— Я тебе запишу, — пообещал Бубба.
Энджи улыбнулась:
— Ой, правда? А я и не надеялась.
Бубба не уловил в ее голосе сарказма. Он воодушевленно потер руки:
— Да не вопрос. Слушай, у меня на видаке куча старых поединков записано. Надо нам как-нибудь…
— Ш-ш-ш… — внезапно сказала Энджи и приложила палец к губам.
Я повернулся к сараю и услышал, как тихо закрывается дверь. Приложив к глазам бинокль, я увидел, что из сарая вышел человек и по дощатому настилу направился к зарослям на том берегу.
Я видел его только со спины. Блондин, рост примерно шесть футов два дюйма. Стройный. Походка расслабленная и легкая. Одну руку он держал в кармане брюк, вторая болталась свободно. Одет в светло-серые брюки и белую рубашку с закатанными до локтей рукавами. Голову он чуть запрокинул назад. Сквозь туман до нас донесся звук — он шел и насвистывал.
— Похоже на «Девушек из Кэмптауна», — сказал Бубба.
— Не, — сказала Энджи. — Что-то другое.
— Если ты такая умная, скажи что.
— Не знаю. Знаю только, что это не «Девушки».
— Ну да, конечно, — сказал Бубба.
Мужчина дошел почти до середины настила. Я все ждал, надеясь, что он повернется и я смогу разглядеть его лицо. Мы и приехали сюда только затем, чтобы узнать, с кем встречается Майлз. Если блондин оставил машину за деревьями на том берегу болота, то нам его ни за что не догнать, даже если мы бросимся в погоню немедленно.
Я поднял с земли камень и по широкой дуге швырнул его в сторону болота. Камень шлепнулся в зыбкие заросли клюквы, футах в шести от блондина. Раздался характерный звук, который мы хорошо расслышали, хотя стояли в тридцати ярдах.
Мужчина никак не реагировал. Он не сбился с ровного шага и продолжал насвистывать.
— Да говорю тебе, — сказал Бубба, поднимая еще один камень, — это «Девушки из Кэмптауна».
Бубба кинул камень — увесистый булыжник весом не меньше двух фунтов, который долетел только до середины болота, но шуму наделал вдвое больше предыдущего. Он не просто булькнул, а ухнул вниз с громким хлопком. Блондин по-прежнему не обратил на шум никакого внимания.
Он уже добрался до конца настила. Я принял решение. Если он догадывается, что за ним следят, то постарается скрыться. Впрочем, скроется он в любом случае, а мне позарез необходимо было увидеть его лицо.
Я крикнул:
— Эй!
Мой голос разорвал туман и стоячий болотный воздух. Птицы испуганно заметались в древесных кронах.
Мужчина остановился на опушке. Было видно, как напряглась его спина. Одно плечо чуть развернулось влево. Затем он поднял руку, согнув ее в локте на девяносто градусов, словно постовой, останавливающий поток машин, или покидающий вечеринку гость, прощающийся с хозяевами.
Он знал, что мы здесь. И хотел, чтобы мы это поняли.
Он опустил руку и исчез в густых зарослях.
Я рванул из укрытия на сырой берег. Энджи и Бубба бежали за мной. Кричал я достаточно громко, чтобы Майлз Ловелл мог меня услышать, поэтому прятаться больше особого смысла не было. Теперь у нас оставалась последняя надежда — добраться до Ловелла раньше, чем он, в свою очередь, успеет смыться с болота, и угрозами вытрясти из него правду.
Мы побежали, громко стуча подошвами о доски настила. Мне в нос шибануло затхлостью болота. Бубба сказал:
— Ну, давай, поддержи меня. Скажи, что это был «Кэмптаун».
— Это были «Мы мальчики из хора», — сказал я.
— Чего?
Я прибавил ходу. Доски тряслись у нас под ногами, и сарай тоже сотрясался от поднятого нами грохота.
— Из «Веселых мелодий», — сказал я.
— Точно! — сказал Бубба и пропел: «Мы мальчики из хора! Спасибо, что пришли на наше шоу! Будем всегда друзьями! И оставайтесь с нами!»
Эти слова, с ревом вырывавшиеся из его глотки, взмыли над неподвижной тишиной болота и насекомыми заползли мне под рубашку.
Мы дошли до сарая, и я схватился за дверную ручку.
— Патрик! — вскрикнула Энджи.
Я обернулся и застыл под ее взглядом. Мне самому не верилось, что я мог так лажануться. Собирался ворваться в помещение, где меня, возможно, поджидал вооруженный незнакомец, как будто открывал дверь собственного дома.
Энджи так и стояла с приоткрытым ртом, чуть склонив голову. Глаза ее горели. Наверное, она была в шоке от моего почти преступного легкомыслия.
Я покачал головой, осознав свою глупость, и отступил от двери. Энджи уже доставала свой 38-й калибр. Она стала слева от двери, направив пистолет в самый центр. У Буббы в руках тоже появилась пушка — обрез с пистолетной рукоятью. Он занял позицию справа от двери, подняв к ней ствол с невозмутимостью учителя географии, показывающего детям на карте, где находится Мьянма.
— Слышь, умник, — сказал он. — Теперь-то мы готовы?
Я достал свой «кольт-коммандер», шагнул влево от дверного проема и постучал:
— Майлз, открывай!
Тишина.
Я постучал снова:
— Эй, Майлз, это Патрик Кензи! Я частный детектив. Я просто хочу с тобой поговорить.
Внутри раздался стук и какое-то металлическое лязганье.
Я в последний раз забарабанил в дверь:
— Майлз! Мы заходим! Хорошо?
Что-то загрохотало по полу.
Я прижался спиной к стене, протянул руку к дверной ручке и взглянул на Энджи и Буббу. Оба кивнули. Где-то на болоте послышался утробный звук — это квакала лягушка-бык. Ветерок стих, и деревья стояли темные и неподвижные.
Я повернул дверную ручку и раскрыл дверь. Энджи сказала:
— О господи!
Бубба сказал:
— Фига се!
Он опустил обрез. В голосе его слышалось