и не уразумевшую, в чем она, собственно, должна была признаваться, еще мучили на допросах в Доме на Маразлиевской, когда 17 января 1938 года арестовали… Тасю.
Принято считать, что в 1938-м террор уже начал затихать. По крайней мере, за весь этот год было арестовано всего 638 509 человек, тогда как в прошлом 1937-м это число составило 936 750. Расстрелы, однако, продолжались: 326 618 человек в 1937-м и 353 074 – в 1938-м. [ГАРФ, Ф9401, оп. 1, д. 4157, л. 201–205, рукопись.]
Да и аресты греков не прекращались.
И хотя официальным обвинением Таси являлась «преступная связь с резидентом японской разведки» – секретарем японского консульства Чэмурой, причиной ареста, была несомненно дружба с Хиони.
Почти каждый допрос ее касался Хиони[28].
Допросы шли ежедневно, а вот следователи менялись – вначале это был оперуполномоченный 3-го отдела УНКВД Максимов, его сменил некто Каганер, а когда Каганера арестовали и расстреляли, в дело включился товарищ Собко.
На первых допросах Тася все отрицала, но после побоев начала давать «признательные показания».
Из протокола допроса обвиняемой Тырмос Н. И.
от 23 марта 1939 года
Допрос вел оперуполномоченный УНКВД Собко.
Вопрос:Чем вы желаете дополнить свои показания?
Ответ:Я желаю уточнить свои показания в части знакомства с Хиони. Я показывала, что познакомилась с Хиони в 34 году при найме дачи. Теперь я вспомнила, что в действительности я познакомилась с Хиони еще в 27 году на пароходе по пути в Крым, куда я с мужем сопровождала моего больного отца. После этого я до 34 года Хиони никогда не встречала.
Вопрос:Кто познакомил вас с Хиони?
Ответ:На палубе стояла группа врачей, в том числе и врач Кригер, Розен, Гигелашвили, мой отец, и кто-то из них, кажется, мой отец, познакомил меня и моего мужа, Брейтбурда Исидора Самойловича, с Хиони.
Подписи: Тырмос, Собко, 23 марта 1939 г.
Тася, конечно, лгала в своих «признательных показаниях». И относительно Хиони, с которым она познакомилась не в 34-м и не в 27-м, а, видимо, в 1911-м, будучи еще ребенком. И относительно секретаря японского консульства Чэмуры, который, вопреки ее утверждениям, конечно, бывал у них в доме и даже имел обыкновение, сидя под олеандрами на балконе, наслаждаться ароматным «колониальным» чаем со свежими булочками – кулинарным шедевром бабушки Лизы.
Но шпонкой Тася конечно же не была.
Никакой.
Ни греческой, ни японской.
Как не была шпионкой бабушка Лиза, как не был шпионом создатель первых летательных аппаратов Василий Хиони.
Тася не была шпионкой, но…
Но если хорошенечко покопаться в ее жизни, то было в ней нечто такое, что в те времена могло привести эту жизнь к концу.
«Аз», «Буки», «Веди»
Это может показаться невероятным, но в 1920-м Тася, 17-летняя еврейская барышня – ученица престижной женской гимназии Ольги Кандыба, являлась членом подпольной белогвардейской организации «Азбука».
Этот сногсшибательный факт раскопал в секретных архивах НКВД создатель одесского Литературного музея Никита Брыгин[29].
История «Азбуки» малоизвестна. Все материалы, касающиеся этой организации и сегодня, почти через 100 лет после ее разгрома, засекречены.
«Азбуку» создал в октябре 1918-го в Киеве Василий Шульгин.
И тут нужно сказать несколько слов о Шульгине. Хотя для того, чтобы познакомиться с этим удивительным человеком, «нескольких слов» будет наверняка недостаточно.
Шульгин – это знаковая фигура в российской истории или даже, как говорят, «парадокс российской истории». Талантливый журналист, талантливый оратор, баснословно богатый человек, Шульгин, по рождению и по воспитанию, был монархистом. И вместе с тем, именно он 2 марта 1917-го в Пскове принял из рук императора Николая II отречение от престола.
Бессменный редактор одной из популярных антисемитских газет – «Киевлянин», Шульгин был антисемитом. И в то же время в самый разгар ритуального «дела Бейлиса» выступил с большой газетной статьей в защиту евреев. Тираж был, естественно, немедленно конфискован, а сам Шульгин три месяца просидел в кутузке.
Три месяца за евреев в кутузке! Круто!
Трудно понять и осмыслить поступки этого человека.
Всегда – в бою! Всегда – в эпицентре событий!
В мае 1920-го Шульгин объявился в Одессе.
Впрочем, слово «объявился» не очень удачно в этом случае.
Не «объявился», а «затаился». Как и почему это произошло – длинная история. Шульгин подробно рассказал ее в романе «1920»[30].
Революция отняла у Шульгина все: поместья, заводы, земли. Отняла у него газету, отняла блестящую карьеру – кто знает, каких высот алкал он достичь?
Революция была для него катастрофой. Он мог бы, конечно, как многие его друзья бежать за границу. Но не сделал этого.
И вот теперь он в Одессе. В большевистской Одессе.
Удивительно, но этот период в жизни Шульгина почему-то почти не известен. Он жил на окраине города, неподалеку от Куликового поля, на втором этаже дома номер 6 по Пироговскому переулку, в квартире 19. И, несмотря на поддельные документы, чувствовал себя в относительной безопасности, поскольку считалось, что лидер русских монархистов давно «почил в Бозе». По слухам, им же организованным, он «умер от тифа, где-то в степях Бессарабии» – об этом прискорбном событии писала даже какая-то желтоватая газетенка.
В человеке, ходившем по улицам Одессы, трудно было узнать Шульгина – элегантного аристократа с веселыми глазами и ухоженными пшеничными усами.
Теперь это был неопрятный согбенный старик, облаченный в какую-то немыслимую кацавейку и еще более немыслимую шляпу на облысевшей голове. Особенно поражала его длинная седая борода – поскольку в прошлой жизни его лишь однажды видели небритым: в трагический день отречения императора.
Впрочем, теперь внешний вид мало волновал лидера российских монархистов – все его мысли и чувства были отданы «Азбуке».
Целью этой, уникальной в своем роде, подпольной организации было возрождение Единой и Неделимой России. Филиалы ее были в Москве, Петербурге и Киеве, а руководящий центр – в Одессе. Точное количество участников осталось неизвестным, но, видимо, было весьма значительным. А верхушка включала 33 человека по числу букв славянского алфавита.
Каждый из этой верхушки был зашифрован буквой – от «Аз» до «Ять». Сам глава «Азбуки» носил кличку «Веди», а представитель «Азбуки» в ставке Врангеля в Крыму назывался «Слово».
Одесса 1920-го была идеальным местом для «Азбуки».
Одесса 1920-го…
Бандиты, налетчики, воры, фальшивомонетчики…
Кражи, грабежи и убийства случаются даже днем, а с наступлением темноты страшно на улицу выглянуть.
Одесская Чрезвычайка бандитами особенно не интересовалась. У нее и без них хватало «работы». Так что для «темного элемента» здесь было раздолье.
Эта криминальная среда была идеальным фоном для подпольной деятельности белогвардейских организаций.