не успел разобраться я толком
вижу: приятель в поле стоит
окликнул – чужой… обознался в метели
платформа встречаю уходит в вагон
в городе комната – двое в постели
сжал – захрустели твои позвонки
лезут глаза твои в разные стороны
за ухо рот зацепился крючком…
клочья обрывки ошметки истории —
все расползается! – всю сочинил
СОСНЫ
сосны которые березы и ели
и сосны которые просто сосны
снизу худо-бедно все прорехи видно
а с дороги храмы – золотая кровля
с точки зренья дятла: лицом запрокинутым
кверху лапками лежу – неживой жучок
«быстрая работа! тороплюсь ребята» —
и мелькает дятел пестрой головой
здесь в лесах сосновых как в строеньях новых
тень и одиночество стены все тесней
тишина на кладбище шумом нерушимым —
и слышно: электричка бежит среди корней
сосны – Божьи нянюшки были вы вначале
Сашу или Мишу баюкали качали
китель нараспашку – дума на челе
так и тянет тело в землю на земле
было сухо – дождик где-то сверху прыгал
и тепло чадило хвойного настила
ладану подсыпать ягод свежих игл…
иконами – вершинами уснуть и умереть…
здравствуйте черные снизу и розовые
кверху барометры ветра – ветки
чернеющие отсыхающие – крючья
цепляющие синеву!
там от Самары к Саратову в голой степи
кривая татарин-сосна на песчаном
увале растет одиноко —
и хочет сочувствия
нигде ни плаката ни стойбища – пусто лишь
рычат на трассе КАМАЗы проносятся
их фары ночью высвечивая
памятник – но кому?..
нет ни местечка Господи где бы ни —
и вокруг в Переделкино вот они
только стань – и пустыня
выдохни – вот и храм
ЭМИГРАНТ
нет не верит не желает этой улицы
сердце бьется задыхаясь – тупик
на губах медный вкус погибели
обхватил булыжник – голову свою
а когда ничком в снег горячо и мокро
и еще плясал в зрачках осколок луны —
отворилась на балкон в помещичье утро —
и такое белое как иные сны
и было было продолжение что делал предложение
черный локон как живой а сама ненастоящая
у перил – вдали – стоящая
вот упрямица! (колонны) со склоненной головой
и тогда поставили носом к стенке
говорили строились клацали затворами
на известке – буквы брызги крови… Боже!
ты шагнул услышав как снаружи тело —
падает – толкнул дверь – и легко со звоном —
в авеню де Суффрен где платаны и небо
и такие большие ладонями листья
что вошел в свое кафе – даже не обернулся
двое переговариваются: крови-то крови
подошел официант – со стола вытер
трупами большой сарай доверху набили
тридцать лет здесь просидел над своим пивом
той России ты не знал зря не говори ты
лишь по-волчьи поседел скалишься небритый
все ты врешь… а вспомнишь ненароком:
чье-то имя вензель черный локон
ПОЕЗДКА ЗА ГОРОД
по Елисейским омары ползают
и публика тоже – с горы по полям
на электричку что с Белорусского
навстречу имперским орлам на мосту
мы с тобой по обе – длинных скамеек
ангары пакгаузы фирмы и фермы
скоро скоро выскочим окном в подмосковье
небо разливается строенья затопив
выбери – хочешь? – начало апреля
солнце и ландыши с той стороны
с нашей и стекла не отогрелись
наледь и сумерки створки в снегу
с той Шартр и Кельн стороны мы увидим
Рейн заблестит и на той стороне —
флаги… но с этой в Барвихе мы выйдем
полем проваливаясь брести по лыжне
с треском от двери доски с гвоздями
ты отрываешь – нетопленый дом
дым и войлок двое голые в бане
крики… роженица… радость… испуг!
вывернулся вылез явная нелепость
все куда ни глянь здесь на Гревской площади
вылеплено вымерено выдуто с любовью
даже загорелый фаллический багет
глазки наши – бусины перышками – лица
бежим по платформе последний вагон
под ногами палуба в воздух поднимается
откинулся в кресле упругая сталь
машут золочеными с моста Александра
над водохранилищем в небо унося
бройлерная скользкая выпрыгнула правда —
друг подругу ловит – все равно не вся!
ПОСЛЕДНИЙ СНЕГ
Памяти Бориса Пастернака
наст горелой коркой и прожоги в парке
войско отступающее – в панике снежинки
над траурным тортом березы офортом
ряд изваяний сугробы – гробы
занавес гуще бегущий вздувающийся
сарай на участке – вчера хоронили —
кристаллы ложились – в ограде товарища —
сквозь дождик частый на белое лицо
«они меня любили» зальдевшим проселком
«прошло и позабыли» в просторы шагая
«а я здесь прозябаю» оскальзываясь левой
размытая лиловость «но вывихнуть могу —
пространство и время» скольжу и еду с горки
навстречу кустарник – лечу распластавшись
на толстые прутья – и падаю снегом
касаюсь и таю – на черную воду
нет их и нет меня – шевелю не пальцами
есть я есть они – россыпью снежинок
глажу не щекою – целую блистая
ледяным натеком веющую влагу
Переделкино, 1994