что начали вслух сомневаться: а тот ли это юноша, который в сентябре на охоте пострадал? Не подменыш ли⁈ Тот-де, хоть и малохольный, а всё же нрава был весёлого и даже легкомысленного, а этот всё больше молчит, на троне сидит, точно кол проглотил, только глаза таращит…
— Собрались на площади у Кремля сотен пять, — рассказывал Горыныч, — всякого люда, и из ремесленных слобод, и служивого всякого сословия. Требовали дознания. Кричали: «Царевич ненастоящий!»
— Щас, явится он, чтоб над ним дознание производили! — засмеялся Кузьма. — Три раза!
— Слыхал я, — выступил из полумрака тени Матвей, — что новая дума дознание произвела. Во всяком случае, объявила, что произвела. Подтвердила царевичеву истинность.
— А куда им деваться! — воскликнул Горыныч. — На этом все их привилегии и доходы сейчас держатся!
— И старая дума — остатки её, что сидят в Московском Кремле, плюс несколько новых пробившихся туда на освободившиеся места кланов — тоже.
— Тоже объявила, что произвела дознание? — удивился Кузя. — И как? Царевича-то нет.
— Говорят, обследовали трон, где его видели последний раз и палаты. Нашли какие-то нехарактерные энергии…
— То есть, объявили-таки его ненастоящим? — уточнил я.
— Именно. Подложным.
— А мать?
— С матерью отдельная закавыка вышла. Ирина получила из Волоколамского стана слёзное письмо (с личной печатью царевича Дмитрия), и, проникшись трепетным материнским чувством, отправилась на встречу с царевичем, в котором якобы и опознала собственного своего сына. Обе группы кричат разное. Волоколамские — что вот она, правда-матушка. А Московские — что Ирину также околдовали.
У меня было странное чувство, что истина находится где-то посередине.
После демарша царицы в этот костёр страстей словно масла плеснули. Московская часть аристократии, под угрозой подступления поляков, умерила свои препирательства и временно прекратила межклановые склоки. В Кремле снова собралась дума. Орали, конечно. И даже немножко дрались. Но в итоге выбрали-таки нового царя, Василия Скопин-Шуйского, на лбу у которого, несмотря на все усилия лекарей, ещё оставался намёк на шишку, полученную в политических боях.
Ставка царевича этот выпад москвичей всячески клеймила «предательством», что было довольно-таки странно, учитывая, что царевич пригласил на русские земли извечных наших супротивников и завистников.
Кланы судорожно высчитывали — к кому им прибиться выгоднее, иногда казалось, аж слышен скрип мозгов их управленческих отделов. Многие не прибились ни к кому, затаившись, выжидая.
НЕ ВЫСОВЫВАЯСЬ
Я пока тоже сидел в своём имении, наблюдая за развитием событий. К полякам и альвам я бы однозначно ни при каких условиях примыкать не стал, но и насчёт московской группы у меня были определённые сомнения, уж больно они там одеяло каждый на себя рвали.
Поэтому мы собирали новости и куркулили запасы (отовсюду, откуда только можно). Все имеющиеся в наличии маги занимались по весьма плотному графику. Некоторые — интенсивно, как никогда. Кстати, Болеслав вспомнил про тихо и скромно сидящего в гостевых покоях Фарида. Не знаю, был ли рад сам перс, основная задача которого, как мы помним, была присматривать за мной для Марварид, но теперь наш боевой преподаватель гонял его ежедневно, как сидорову козу.
Себе Болеслав тоже спуску не давал. Видать, заусило его, что я смог так быстро прокачаться. Аристина, по его просьбе, готовила эликсир для повышения манопроводимости. И что меня радовало особо, получив массу свободного времени, алхимичка занялась попытками усовершенствовать состав средства. Эксперименты проходили с разным успехом. Про вылетевшие окна я уже рассказывал. Помимо этого пару раз нам пришлось откачивать Болеслава, безоговорочно соглашавшегося быть подопытным кроликом. Хорошо, жена у него медичка.
По итогу Аристине удалось-таки доработать формулу, и теперь у «улучшателя манопроводимости модифицированного» исчезла побочка в виде тошноты, головокружений и прочих прелестей. Правда, стоимость выросла практически на порядок, но я готов был платить.
Каждое утро Болеслав получал внутривенный укол, Выходил на середину двора и шарашил в небо чем-нибудь сверхмощным. Юля, жена его, стояла тут же рядом в сопровождении пары кхитайцев. Солдаты подхватывали падающее тело, Юлия более-менее приводила его в приличный вид, после чего Болеслав полтора часа (пока его запас маны полностью не восстанавливался) грузил и гонял Фарида.
Ещё один заход с обмороком — и боевой декан магической академии давал урок младшим клановцам. Иногда это была физкультура, иногда — какие-то переделанные для детей рассказы об устройстве мира и энергий, но Юля сказала, что с детьми надо заниматься, чтобы они не остались неучами — и Болеслав воспринял это как вызов. Надо? Будем!
Потом ещё один заход и обед, на котором наш боевой магистр сидел бледной тенью.
Далее — небольшой перерыв и ещё заход, после которого Болеслав шёл муштровать уже юных оборотней.
И ещё несколько заходов, в промежутках между которыми он тренировал отдельные кхитайские подразделения — на всяческие боевые и тактические задачи.
Общим числом получалось девять обмороков в день. В таком режиме Болеслав прибавлял примерно по десятке в неделю, считал это великолепным результатом и тормозить не собирался. Юля Монтеева страдала от жалости к мужу, но молчала, потому что (как по секрету рассказал мне Матвей) Болеслав пригрозил ей отказаться от её помощи, ежели она будет причитать. Мол, ребятишек попрошу, они мне Аристинину лечилку в рот вольют, и нормально будет. Поэтому Юля страдала молча.
Аристина, кстати, занята была по самые уши. Кроме волшебных уколов она готовила нам и всяческие микстуры-эликсиры: лечилки, усилины, ускорители и прочие, прочие, какие мы только с Горынычем смогли счесть полезными. Увидев Горушеву коллекцию драгоценных камней и минералов, разрешённых к использованию, она чуть в обморок не упала от счастья, а за рецепт превентивного антипохмелина прониклась к Горынычу глубочайшим уважением.
В один из вечеров забега́л Токомерий, рассказывал, что Ипатьева кондотта вывела свои семьи в Валахию и размещена во временных жилищах, а вокруг княжеского замка начато строительство домов, которые образуют единый массив и станут второй линией обороны на случай осады.
— А вот построились бы вы кру́гом, — мудро сказал Горыныч, — удобно было бы защитный купол ставить.
— Умный, да? — ухмыльнулся Негру Вода. — Череп не жмёт тебе, э, ара?
— Чё — кру́гом строитесь?
— Ну, конеч-ч-чно. Не считая прочих фортификационных хитростей.
Токомерий также был предупреждён о возможности голода, чтоб излишки не разбазаривал. Хотя, у них там климат всё же помягче…
Что касается лично меня, то я тоже упражнялся, не хуже, чем Болеслав. А смысл от безделья в деревне маяться? И до того доупражнялся, что к