горничная, кивнула доктору Грею и стала у облицовки гигантского камина, прислонившись к ней и склонив голову.
– И, наконец, за их поддержку и заботу обо мне в последние годы моей жизни, я завещаю ежегодное довольствие в пятьдесят фунтов мисс Жозефине Бэрроу и ежегодное довольствие в двадцать фунтов каждой для мисс Эви Стоун и мисс Шарлотты Дьюар.
Эндрю еще раз прочистил горло и прочитал, сжимая бумагу побелевшими пальцами:
– Этот документ подписан мной, скреплен печатью и по моей просьбе представлен для подписания следующим лицам: Эндрю Форрестеру, эсквайру, из Олтона, Хэмпшир, и мисс Хэрриет Пэкхем из Чотона, Хэмпшир.
Ужасное, неловкое молчание воцарилось в зале. Все понимали, что первой должна заговорить мисс Франсес, но знали, что она не произнесет ни слова.
Наконец доктор Грей подошел к Эндрю, все еще сидевшему на диване, встав рядом.
– Мисс Франсес, мистер Форрестер попросил меня присутствовать здесь по нескольким причинам. Полагаю, вы хотите узнать о психическом здоровье вашего отца два месяца тому назад, на момент составления завещания.
Франсес медленно покачала головой. Спустя несколько мгновений, подняв глаза на доктора Грея, она улыбнулась, и в ее улыбке сквозила горечь.
– Мой отец всегда знал, что делает.
Всех присутствующих ошеломил ее ответ – самый твердый и непреклонный за долгие годы.
– Может, и так, но должны быть мотивы, и если вы захотите оспорить…
Поднявшись, Франсес протянула руку, словно желая остановить его.
– Я не желаю ничего оспаривать. Пусть все останется так, как есть. Он наградил прислугу за верную службу – это все, что меня заботило.
Два минувших дня выдались столь тяжелыми, что Жозефина не выдержала и расплакалась. Утирая слезы платком, она увела за собой девушек.
– Франсес… Мисс Найт, подождите, – наконец вмешался Эндрю. – Говорю вам как судебный исполнитель: поиск законного наследника может занять некоторое время, в течение которого вы можете остаться в усадьбе, а может быть, случится что-то еще. Если суд не сможет назначить наследника в отведенный срок, вы можете подать заявление о наследовании имения мистера Найта по праву близкого родства.
Франсес печально склонила голову.
– Сейчас я не могу думать обо всем этом. Уведомите арендаторов коттеджа, что я сниму первую подходящую квартиру и не стану доставлять им неудобств.
Доктор Грей шагнул вперед.
– Мне известно, что после недавней операции Луиза Хартли вскоре планирует переехать в Бат, чтобы быть поближе к сыну.
– Прекрасно, – сухо ответила Франсес. – Мистер Форрестер, пожалуйста, займитесь этим. Джентльмены, благодарю вас обоих за то, что потрудились сообщить мне все это. Знаю, это было нелегко.
Она покинула залу.
Доктор Грей закрыл за ней двери и вслед за Эндрю тяжело опустился на диван.
– Боже правый, – вздохнул он.
Эндрю запихал завещание в свой чемодан, со злостью захлопнув его.
– Она всегда стоически переносила испытания, – заметил Грей. – Даже когда мы были детьми, помните?
– Да, слово подходящее. Меня в дрожь бросает от того, как еще можно это назвать.
Доктора вдруг осенило.
– Так вот почему вы так быстро согласились вступить в наше общество… Никогда бы не подумал. Если это хоть немного вас утешит – вы никого не предали, зная то, что было в завещании. Свою работу, как и всегда, вы выполнили безукоризненно. И все же, сколько иронии в том, что старик так поступил с коттеджем, учитывая то, что мы задумали! Мы даже не успели дать объявление в «Таймс».
Эндрю встал, отошел к буфету и повернулся спиной к доктору Грею.
– Насчет совпадений я не уверен.
– То есть?
– Бен, как получилось, что вы уволили мисс Пэкхем?
Теперь настал его черед смущаться.
– Она была слишком бесцеремонной. Чувствовал себя так, как будто за мной следит целый вражеский лагерь. Всегда делала двусмысленные замечания насчет знакомых женщин.
Эндрю вновь взглянул на друга, печально улыбаясь. Грей-вдовец уже успел стать неотъемлемой частью деревенской жизни, и Эндрю подозревал, что по нему вздыхала не одна женщина.
– Понимаю, Бен, но боюсь, что она сделала кое-что похуже. Она могла намекнуть старику на вашу с Адамом идею насчет коттеджа. Все мы знаем, что мистер Найт знать не желал о наследии Остен, и уж точно не хотел видеть вереницы автобусов с туристами, желающими посетить музей и почтить ее память. И он все продумал – если дом эконома продадут кому-то, кроме родственников, Франсес будет негде жить.
– Да, старик определенно загнал ее в угол. Черт, мне надо выпить, – застонал доктор Грей.
Эндрю налил им обоим по бокалу виски, взяв бутылку из буфета.
– Всю жизнь она провела взаперти – и в прямом, и в переносном смысле. Когда она в последний раз выходила из дома? Эви пришлось нелегко, ведь девочка сумела заставить ее прийти на службу в сочельник.
– Эндрю, не слишком ли ты безжалостен?
– По правде говоря, я думаю, что мы все слишком жалостливые. Может, в этом все дело. Помнишь, каким был ее брат, Сесил? Вся эта история со стрельбой – отцу нравилась подобная жестокость. Он ею наслаждался. Ногами всех попирал. А она шла у него на поводу. Конечно, она знала, что все это значит – и все равно позволяла помыкать собой. Даже не пыталась ему возражать – а ему только того и надо было. Он ненавидел ее за то, что она такая покорная, такая кроткая, и мучил ее еще сильнее.
– Эндрю, пока старик был жив, ему никто не смел перечить.
Эндрю поморщился и, вернувшись на свое место, передал бокал Грею.
– Думаю, ты с ней слишком суров, – продолжал тот. – Ты смотришь на все с позиции мужчины. Но для женщин все обстоит совершенно иначе. Когда мы с Франсес учились в школе, женщины не могли работать ни в банковском деле, ни в бухгалтерии – стоит ли дивиться тому, что старик Найт не доверял ей денежные дела? Кем они были, пока не грянула война? Служанками, учительницами, медсестрами, актрисами? Ты же учился в Кембридже. Женщинам там степени присваивают? Вот так – шаг в сторону, и кто знает, где окажешься.
– Дженни была сильной женщиной, Бен, ее послал тебе сам Господь, – с завистью вздохнул Эндрю. – Сейчас это необходимо, как никогда.
– Она была настоящая умница. Я многому от нее научился.
– И все же, тебе еще многому предстоит научиться. Нам обоим.
Эндрю сделал порядочный глоток виски.
– И почему мы, мужчины, такие гордые, такие упрямые? Чего мы боимся?
Доктор Грей засмеялся.
– Даже не начинай. Год и без того выдался трудный. Сперва Аделина Гровер отказывается быть моей пациенткой, а потом…
– Погоди-ка, что?
– Бывает, – пожал плечами доктор Грей.
– А она сказала, почему?