нехило).
Увы! Если у меня и были какие-то надежды, что плыть вниз по течению будет легко и беззаботно, очень скоро этим надеждам было суждено разбиться о суровые скалы быта. Не считая двенадцати лодок Кор’тека с командами, под моим присмотром оказался табор почти из четырех десятков лодок и ста тридцати восьми человек, из которых примерно две трети — это женщины и дети от пяти до тринадцати лет. И хотя местные по части переездов и путешествий были куда более приспособлены, чем современные мне городские жители, но без сопутствующего подобным предприятиям бардака и происшествий не обходилось. И естественно, честь расхлебывать бо́льшую часть этих проблем выпала мне!
Лга’нхи хорошо. Он целыми днями то с ребятами Гит’евека (фигушки — теперь нашими ребятами), а то и вообще с пацаньем, доставшимся нам в качестве добычи, время проводит. Ну вроде понятно — ему надо службу охраны, разведку и охотничью артель налаживать. Да еще и воспитывать подрастающее поколение в светлых традициях всепобеждающего гуманизма. (В смысле, мы, «люди», должны победить всех «не люди», содрать с них скальпы и ограбить.)
Осакат и бегающая за ней будто на привязи Тишка с бабами крутятся. Из немногих доносящихся иногда до меня воплей и криков понятно, что она соплеменниц строить пытается. Ох, наваляют ей там, малолетке безмозглой! А мне потом с мужьями обидчиц отношения выяснять.
Это ведь раньше я мог просто безнаказанно приказать, указать и распорядиться. А теперь фигушки. Я — ИХ шаман. Они — мое племя. И мое старшинство над ними означает лишь взятые на себя повышенные обязательства по заботе о благе племени. Это раньше кто-то приходил ко мне со своей болезнью, раной или бедой и просил о помощи. Теперь ко мне приходят на правах соплеменников и просто сообщают о своей проблеме, нисколечко не сомневаясь, что я немедленно брошусь на ее решение!
И приходилось бросаться! То кому-то во время высадки ногу между двух лодок прижало. То мамаша притащит ребятенка с поносом. То Лга’нхи притаскивает пацана, которому он случайно, во время тренировки, «кажется, немного руку сломал». (Слава богу, всего лишь ушиб, а то не знаю, что и делал бы.) Потом взрослый мужик предъявляет претензии, что какая-то сволочная рыба второй день подряд ему сеть рвет, и требует изгнать либо беса из рыбы, либо рыбу из реки. Еще один заявился с архиважным сообщением: ему сны страшные снятся! И видно неспроста, потому как…
Долго и нудно выслушиваю сны новоявленного «пророка», не способного и двух слов связать, не поперхнувшись и не сбившись с мысли. Быстро догадываюсь, что за бесы из него посредством снов выходят. Заставляю лечь на спину и по методе, подсмотренной в каком-то фильме, проговариваю последние слова его корявых рубленых фраз в виде вопроса. Типа, психоанализ. Убиваю на это по полночи в течение недели и половину запаса валерьянки, — страшные видения вроде отпускают, а мужик уже не смотрится таким психом. Прописываю ему побольше с женой трахаться, как профилактическую меру от «пророческих видений». Заодно намекнув, что взял все его кошмары на себя. (Ага, больно надо! У меня у самого «профилактическое средство» есть.)
Потом приходит Гит’евек и спрашивает про волшебный барабан и дудку.
— Какие еще, на фиг, барабан и дудка? — тупо переспрашиваю я, потихоньку сходя с ума.
— Ты в Вал’аклаве нам барабан с дудкой подарил, — следует спокойный ответ. — Сказал, что научишь чему-то волшебному.
Ну да. Барабан. Требую позвать всех пацанят лет двенадцати-тринадцати. Отбираю парочку наиболее музыкальных. Учу их отбивать ритмы и передавать простенькие сигналы. Отправляю обратно к Гит’евеку. Он приходит вместе с ними и спрашивает зачем? На ближайшей стоянке предлагаю провести очередные маневры. Под барабанный ритм оикия топают особенно бодро и грозно. Но звуковые сигналы пока не оценены, — Гит’евек может то же самое сделать голосом, тем более что команды на языке аиотееков можно петь. Предлагаю задуматься, что будет, если его войско удвоится, утроится и упятерится, а заодно переделать сигналы, подогнав их под мелодию приказа. Он думает и приходит чуть ли не посреди ночи, чтобы сообщить, что он решил, что «дудка — это хорошо!» Хренушки. Меня он не застает. Меня позвали принимать трудные роды. Якобы роженица уже сутки лежит, родить не может. «Блин!!! — ору я на них при виде бабы с пузом. — Да откуда у нас тут роженица-то взялась? У вас чего, как у мышей, беременность по неделе длится?» Мне объясняют, что баба — сестра наложницы Лга’нхи, которую он разрешил взять «за компанию». Громко матерю своего приятеля, подсунувшего мне такую свинью. И тут то ли от моего крика, то ли срок подошел, но роды начинаются. Хорошо хоть другие бабы и так знают, что в таких случаях делать надо. А то бы крыша у меня точно съехала. Но все равно приходится присутствовать при родах, дабы оборонить мать и дите от нападения духов. Что справится с этой задачей лучше «Интернационала» и «Ай-яй-я-яй — убили негра», повторенные примерно так тыщу раз подряд? А потом меня еще и пуповину резать заставили. Короче, насмотрелся в ту ночь такого, что потом неделю к Тишке подойти не мог.
Бабы, видно, с ходу учуяв мое «охлаждение к ночной кукушке», подсылают ко мне делегацию с просьбой не слушать Осакат и не наводить на них всех порчу, потому что Осакат сама во всем виновата! О чем они вообще? Делаю грозное и страшное лицо (благо это уже не сложно) и прошу избавить племянницу Царя Царей Олидики и внучку Царя Царей Улота от необоснованных инсинуаций и зловредных поклепов. Ибо не вам, дикие бабы, порочить столь родовитую кровь. Дабы вернуть к жизни перепуганных до потери пульса словом «инсинуация» теток, обещаю им не рубить сплеча и, прежде чем наводить порчу, во всем разобраться.
Ага, разберешься тут. Ни Тишки, ни Осакат в ближайших окрестностях не обнаруживается. Даже на мою лодку во время очередного перехода Тишка не является. Чуть было не начал волноваться. Но когда вечером пошел к костру Лга’нхи на предмет организации поисков, обнаруживаю этих двух, уже, кажется, подружек, спокойненько сидящих у костра Вождя и кляузничающих ему на меня. Якобы я против родной крови пошел, встав на сторону приблудных сучек.
Долго пытаюсь понять, каким боком оказался втянут в бабьи разборки. Не понимаю. И машу рукой. Осакат, кажется, что-то сообразившая по моим