вопросам-ответам, быстренько закругляется и, жестом подзывая за собой зареванную Тишку, бросается в очередной бой. Мне, пожалуй, стоило бы окликнуть Тишку и вырвать ее из этой бесконечной карусели склок и разборок, утешить, приласкать. В конце концов, уж она-то точно ни в чем не виновата. Но сил откровенно нету. Хочется просто молча посидеть у костра на пару с Лга’нхи, о чем-то мысля и мечтая, как в былые времена. Но прибегает Витек — кто-то срочно ищет шамана. Либо сели на ежа, либо снова рожают, либо я тут сейчас сам ежа рожу. Кажется, я начинаю догадываться, как наш старый шаман стал торчком и откуда у него появилась страсть к грибному компоту.
Глава 8
— Вал’аклава, Вал’аклава, а я маленький такой! — напеваю я, глядя на приближающиеся с каждым гребком знакомые сараи. Тока фиг вам. Нашли маленького! Уходили отсюда мы на дюжине лодочек, на выполнение почти невозможного задания. А возвращаемся вон как — целым новым флотом и новым племенем. Загруженные с ног до головы добычей и славой!
Было немалое искушение выплыть сразу в залив и причалить к острову-дворцу Митк’окока, дабы узрел сей хитрожопый правитель, с людьми какого уровня дело имеет. Но Лга’нхи, особо моего мнения не спрашивая, сразу повернул к сараям вдоль Реки, из которых, примерно так пару месяцев назад, нас турнули по приговору неправедного суда. Теперь трепещите, злопыхатели, ибо мы вернулись, дабы воздать каждому по делам его!
Как нетрудно догадаться, настроение у меня было радостное и боевое. Хотелось немедленно бежать во дворец и заранее бить Митк’ококу рожу, заранее исходя из предположения, что он, сволочь, захочет умыкнуть наш шестопер.
А потом поставить всю Вал’аклаву на уши в поисках истинного убийцы, наказать всех плохих, поощрить всех хороших (то есть нас) и отмазать, наконец, свое светлое имя от лживой клеветы и наговоров.
Облом! Морду бить никому не пришлось. Кажется, Митк’окок был только рад избавиться от волшебного предмета. А уж после этого сжигать его город я как-то постеснялся (интеллигент вшивый).
Собственно, причалив, мы, без всякого спросу, заняли привычные нам сараи. Да и какой тут спрос, когда детишки пищат от восторга, бабы болтают, мужики орут и все страшно радуются окончанию плаванья. Увы, хоть мы и заняли и наши прежние сараи, и сараи Бокти, места все равно всем не хватило, и часть нашего сброда привычно разбила стойбище на берегу. А тут, как мне показалось, с большим запозданием подвалил таможенник Тод’окос и усиленный отряд стражи.
Гы! Нас не узнали с новыми причесонами. Решили, что это какое-то неведомое племя высадилось на берегу с крайне нехорошими намерениями. Так что сейчас вся Вал’аклава поднята в ружье, а бедолага Тод’окос выслан парламентером-разведчиком.
Надо ли объяснять, как он обрадовался нашей встрече, когда вместо неведомых воинственных дикарей увидел добрых и милых нас, украшенных свежими скальпами и шрамами?
На радостях, ясное дело, попытался сунуть нос в лодки и поинтересоваться, чем же это они так сильно загружены? И не полагается ли немедленно урвать с этого груза полагающуюся по закону пошлину? Фигушки, я сразу заявил, что это исключительно наш скарб, и те товары, что взяли с покоренных нами пиратов в виде милых безделушек на память, а значит, товарами они не являются и пошлинным сборам не подлежат. А торговать в Вал’аклаве мы вообще больше не собираемся.
Ну разве что попросят нас сильно, медка там, воска али шкур продать. Поскольку у нас тут явная монополия, до тех пор, пока весть об освобождении Реки не дойдет до всех желающих и они не погонят свои караваны, обесценивая эти товары.
— Вот в этом случае, — милостиво сказал я Тод’окосу, — ему я первому обязательно сообщу о предстоящих торговых операциях. (Наивный, надеялся содрать с нас пошлину за все лодки и товары, что мы привели с собой. В том числе и за те Леокаевы грузы, пошлина с которых была уже заплачена. Усрусь, но постараюсь ни гроша не заплатить, это вопрос чести!)
Ну а потом, ясное дело, последовало приглашение во дворец. Мы, ясное дело, отказываться не стали. И скромничать тоже, так что на этот раз на пир пошли не только мы с Лга’нхи и Осакат, но еще и Витек, Гит’евек, Старшины оикия и даже наш калека как представитель Царя Царей Улота. В качестве подарка прихватили пару бочонков меда, связку меховых шкурок да пару кругов воска, приоделись получше, обвешались оружием и отправились пировать.
Только вот пока одни жрали местные деликатесы и хлебали винцо, мне опять пришлось поработать языком. Хотя в сочинении местных былин я по-прежнему не был силен, но пришлось-таки воспеть наши подвиги доступным пониманию окружающих языком, избегая новых форм подачи материала. И хотя «длиннонудных поноснотекучих слов, испражнений» и «бесцельноужасных фитюлькокрасивых речей украшений» я пытался, по возможности избегать, однако пересказ наших приключений, изложенный языком поэзии, занял примерно часа два с лишним. Что, прямо скажем, рекордом тут не стало. Тут иные словоблуды из простого захода в соседний поселок с целью набить пару морд могли целую Бхагавадгиту сочинить.
Но и менее длинной моя сага быть не могла. Расписать наши подвиги надо было качественно и количественно. Чтобы знали, гады, с кем дело имеют.
Потому битвы, в которых мы одержали победы, велись и в этом, и в потустороннем мире. Количество врагов, павших от наших рук, заполонило землю от горизонта до горизонта, а потоки их крови затопили океан. И это как бы стало скромным жертвоприношением духам, которое позволило нам создать суперособое, до сих пор невиданное племя, спаянное не банальными узами крови, как обычно, а неким великим и невиданным ранее «Единством Целей», каковое, сказанное на русском языке и без всякого перевода, звучало как имя великого Духа или страшного Демона. И настолько мы были круты, что даже не служили Зверям-Прородителям, а это они бегали у нас на побегушках, ибо мы не кто-то там, а Человеки! И не какие-то там человеки, а, блин, Ирокезы!
Тут даже мои оживились. Это слово они от меня уже слышали несколько раз, но смысла его пока не очень понимали. Тем более что, произнося его, я обычно улыбался и ржал, как дебил. А тут я им, в припадке творческого вдохновения, вдруг выдал