Читать интересную книгу Кровавая гостиница - Поль Магален (Махалин)

– Охотно, охотно, но нужно вытащить слуга из карета…

– Франциск, Себастьян, помогите, — распорядился Жозеф.

Когда верного слугу достали из экипажа, то взорам собравшихся представился уродливый малый с плоским носом и огромным ртом. На нем был безвкусный, но дорогой костюм: небесно-голубого цвета фрак, обшитый галунами, и замшевые жилет и брюки. Одна нога была обернута фланелевой повязкой.

– В комнату номер один его, — сказал Жозеф Арну своим братьям.

Слуга не переставал стонать, пока его несли до комнаты. Если бы трем братьям пришло в голову запустить руки в карманы сразу же после того, как они перенесли больного, то они бы сильно удивились, не обнаружив там кто ножа, кто — кошелька, кто — спичечного коробка.

Голландец между тем говорил Агнессе Шассар:

– Я хотеть, чтобы вы ему ни в чем не отказывать. Он немного прожорлив, да еще и любить выпить, но слуга такой особы, как я, может иметь недостатки. Вот вам двадцать пять луидоров на расходы, если это мало, я платить еще, когда приехать.

Через несколько минут карета с набобом [26]умчалась в даль.

XXXI

Признание

На следующий день после того, как в «Кок-ан-Пат» появился необычный постоялец, чей приезд продлил без малого за полночь разговоры хозяев гостиницы и сплетни соседей, Флоранс Арну, выполняя обещание, данное накануне, ранним утром отправилась к Денизе Готье.

В этот день Филиппу пришлось покинуть родительский кров — он уезжал жить в Мерикур, на место службы. Когда Флоранс выходила из дома, поручик прощался с сестрой в ее комнате на втором этаже, которую она уже больше полусуток разделяла с выздоравливающим ребенком.

В этой комнате, куда вела узкая деревянная лестница, все было чисто, мило, уютно и даже простая деревенская обстановка носила оттенок изящества. Четыре больших окна, два из которых выходили на дорогу, а два — в парк, пропускали много света и свежего воздуха, напоенного живительным ароматом сельской природы. Белоснежные кисейные занавески приятно контрастировали с ярким шотландским рисунком на обоях. Медные петли резного шкафа и ручки большого комода сияли, словно золото. На камине, под зеркалом, заключенным в деревянную раму, между двух ваз с искусственными цветами и двух высоких подсвечников стояли старинные часы. Неподалеку располагался туалетный столик из черного дерева — подарок Денизе от умершей маркизы — и большой стол, окруженный мягкими стульями. На стенах висели картины с наивными сюжетами, а на самом видном месте красовалась ржавая сабля покойного гусара, его карабин и пара огромных пистолетов, которые он отнял у немецкого всадника.

Особое внимание стоит уделить и огромной квадратной кровати, которая перешла во владение дочери от Марка-Мишеля Готье. Это ложе с высокими ножками и витыми колоннами обрамлял балдахин из грубой зеленой материи. За ним устроили постель для нового жителя павильона. Но, едва проснувшись, Дениза поспешила перенести больного ребенка на свою кровать, поближе к окну, откуда было видно, как встает солнце, и веяло приятной прохладой.

Маленькая головка мальчика безмятежно покоилась на мягких подушках. Во сне его не лихорадило. Дочь сторожа, расположившись у постели больного, говорила собиравшемуся уезжать брату:

– Твои просьбы для меня равносильны приказам, Филипп! Никто не проникнет в эту комнату и близко не подойдет к нашему мальчику. Однако…

– Однако что?

– Есть один человек, от которого у меня никогда не было секретов, и даже при нынешних обстоятельствах мне будет трудно что-то скрыть от него. Мой друг, а вернее, подруга придет сюда утром. Она уже много лет подряд навещает меня каждый день. Я нисколько не сомневаюсь в ее искренности, честности и преданности.

Офицер спросил нерешительно:

– И кто же этот твой искренний, честный и преданный друг?

Дениза, пристально посмотрев ему в глаза, ответила вопросом:

– Разве ты не догадываешься?

– Я?

– Да, ты, мой милый Филипп.

Поручик смущенно проговорил:

– Догадываюсь ли я? Право же, нет! Если бы ты помогла мне немного…

Дениза, выдержав небольшую паузу, торжественно произнесла:

– Я говорю о Флоранс Арну, о той, что плакала вместе со мной на могиле отца.

Солнечные лучи, проникнув в комнату через окно, пронизывали пространство горизонтальными линиями и освещали золотистые пылинки. Эти линии тянулись к постели и грозили разбудить дремавшего мальчика жаром и светом. Дениза, опустив прикроватные занавеси, обратилась к брату, который принялся расхаживать по комнате, желая скрыть свое замешательство:

– Присядь со мной рядом.

Филипп повиновался, и девушка продолжала:

– Вернемся к Флоранс Арну, которая когда-то называла меня своей матерью и которую я теперь называю сестрой.

В это самое время упомянутая девушка подходила к дверям павильона. На нижнем этаже она никого не встретила. Жервезу послали в деревню за молоком для ребенка.

Флоранс знала, как пройти к своей подруге, и поднялась по узенькой лестнице. Из комнаты до нее донеслись голоса Денизы и молодого поручика. Девушка остановилась на площадке. Она шагала так тихо, что собеседники ее не услышали.

– Ну, конечно! — воскликнул офицер. — Флоранс Арну — блондинка из «Кок-ан-Пат», хорошенькая, ей-богу!

– Прежде всего, она честная девушка, — заметила Дениза, — и будет честной женой…

Сильно покраснев, Филипп удивленно спросил:

– Зачем ты говоришь мне об этом, сестренка?

– До меня дошли слухи, что ты в нее влюблен, — ответила та.

В этот день Флоранс добралась до павильона быстрее, чем когда-либо прежде. Обычно она совершала эту прогулку медленным шагом, наслаждаясь уединением и прекрасными пейзажами, которые отвлекали ее от переживаний и тягостных дум.

Почему же сегодня девушка так легко пробежала по пыльной армуазской дороге, не останавливаясь у маргариток, пестревших на газоне, не любуясь гармоничными пейзажами, не наслаждаясь пением жаворонка? Почему ее бледные щечки порозовели, когда она, поднимаясь по узкой лестнице, услышала голос поручика? Почему, задыхаясь, она прислонилась к дверям комнаты и с замиранием сердца ждала, что жандарм ответит на вопрос сестры?

– Я? Влюблен во Флоранс? — переспросил Филипп. — Эк ты хватила, сестренка! Если твой мизинчик шепнул тебе эту славную ложь, то строго накажи его — он бессовестный враль!

Сердце Флоранс екнуло, а на глазах выступили слезы. Поручик тем временем так же весело продолжал:

– Впрочем, разве я знаю, что значит быть влюбленным? Где бы я мог этому научиться? Разве на войне у меня было время заниматься такими пустяками?

– Брат, — прервала его Дениза кротко и вместе с тем твердо, — умоляю тебя, отвечай мне серьезно. Правда ли, что ты обратил внимание на Флоранс?

– Черт возьми! Думаю, что обратил! Да и кто не обратил бы? Она прелестна! В воскресенье, после проделки их взбесившейся лошади, будь она проклята, когда я увидел бедняжку бледной и неподвижной, когда я почувствовал, как она холодна, словно умершая, меня передернуло, как рекрута в первом сражении. Но потом, когда ее глаза открылись, меня ослепил их лучезарный свет! Флоранс поблагодарила меня, и тогда я ощутил такую гордость… как в те минуты, когда первый консул обнял меня перед всем полком за взятие вражеского знамени. Не говорила ли ты мне, что она придет сюда утром? Что ж, я подожду ее здесь. Мы познакомимся поближе, а потом посмотрим, что будет…

– Почему же потом? — спросила Дениза. — Почему потом, если ты любишь мою Флоранс?

– Я люблю твою Флоранс!

Честный малый застыл, ошеломленный таким открытием, но вскоре с веселой покорностью заметил:

– Если это значит любить, то я люблю ее, точно! Черт возьми, я никогда не подозревал за собой такого! Но если ты утверждаешь, что это любовь… Одним словом, я слишком вежлив, чтобы спорить с дамой…

Сердце Флоранс забилось от радости. Дениза продолжала:

– К чему же отдалять свое счастье? Оно под рукой. Я хочу, чтобы ты был счастлив, Филипп.

Торопя брата с женитьбой, дочь сторожа повиновалась не только приказаниям Жозефа Арну, но и собственному желанию. Дениза уже давно думала о Флоранс как о подходящей невесте для Филиппа. Он же, в свою очередь, стал бы чудесным покровителем для ее юной подруги. Прежде чем умереть, сестра офицера всей душой желала упрочить счастье двух милых ее сердцу существ, единственных, кто привязывал ее к земле, ведь Жорж и Гастон, скорее всего, уже были на небесах. Мы говорим «прежде чем умереть» не случайно — Дениза действительно помышляла лишить себя жизни.

– О! — воскликнул офицер. — Эти воздушные замки, конечно, прекрасны, но одно легкое дуновение ветерка может их разрушить. Что, если твоя маленькая подруга не любит меня?