Что со мной будет? Я нутром чувствовала, что жить осталось не больше двух дней — это в лучшем случае. Демонов не просто зол, он в гневе. Это было понятно по его сдержанному, сухому голосу и отрывистым приказаниям. За последние десять дней я совершила столько проступков, что он не станет разбираться, кто виноват. Несмотря на мои прошлые заслуги, они не зачтутся. Демонов дорожил Елизаветой и Валовы еще понесут наказание. Алисе повезло умереть. Чем только думала эта девчонка? Напасть на невесту наследника, на любимицу архонта! Она повела себя так, словно Евгений пообещал на ней жениться, чего он никогда бы не сделал.
Я опустила взгляд на руки. В раздевалке я не сопротивлялась и молча дала Самойлову застегнуть наручники и повести под конвоем. Евгений появился последним, его приказ сейчас же освободить меня был проигнорирован. На его глазах со мной обращались так, словно я беглый шаман. Меня вышвырнули, как старый башмак из дома.
Дверь в комнату открылась. Вошли Самойлов и ещё два охранника, за ними Евгений. Я встала. В последний раз я видела Евгения.
— Оставьте нас, — приказал он, но никто не сдвинулся с места. Он обернулся. — Вы не слышали? Я велел оставить нас!
— Ваше Высочество, у вас мало времени, мы вылетаем через десять минут, — ответил Самойлов.
Ну, погоди, если мне удастся выжить!
Они закрыли дверь. Я нервно сцепила руки в замок и отвела взгляд. Евгению предстоит дорога до Екатеринбурга, знакомство с чиновниками, ни к чему расстраиваться из-за меня. Кто станет его личным телохранителем? Кто возглавит охрану? Илья или Роман? Или кто-то посторонний? Несколько часов назад мы обменялись подарками, завтракали за одним столом и он делился своими мыслями, а сейчас, в такой важный для него момент я вынуждена его оставить. Мне почему-то было невыносимо смотреть на него, и я не поднимала глаз, лишь видела идеально отглаженные серые брюки и начищенные до блеска туфли. Все правильно, он приготовился для встречи с верхушкой чародеев Екатеринбурга. Он должен проявить себя как прекрасный управленец, возможно, провести реформы, чтобы заручиться поддержкой и любовью населения. В два шага Евгений преодолел разделявшее расстояние и порывисто притянул к себе. Утром он обнимал иначе, не знаю, как объяснить, но тогда во всем происходящем был другой подтекст. Сейчас же он обнимал, как мужчина обнимает женщину. Как давно меня так не обнимали. Я уже позабыла ощущение чужого тепла.
— Как Елизавета?
— Я не желаю слышать ее имени! — прорычал он и крепче прижал к себе.
— Евгений Вла…
— Я не оставлю тебя с этим, — его голос прозвучал тихо и властно. Он отстранился, не разжимая рук, и заглянул в лицо. — Ты принадлежишь мне. Твоя жизнь принадлежит мне.
А потом он поцеловал. В другой ситуации Альберт станцевал бы Макарена, однако ограничился лишь сентиментальным всхлипом.
Его губы теплые и мягкие, но они не спрашивают разрешения. Я могла свить из него разноцветный клубок ниток, если бы была как Дариа. Но я не обладала женской хитростью, чутьем или простой интуицией. Я никогда не понимала мужчин, ничего от них не ждала и потому не разочаровывалась. Они казались мне государством, унесённым войнами и революциями, стихийными бедствиями и болезнями, государством, схороненным на дне холодного бездонного океана.
Его рот истязал мои губы, но отпив раз горького вина, я решительно сжимала кулаки и допивала до последней капли. До этого я никогда не целовалась с чародеем и, признаться, в какой-то степени мне было интересно узнать, какого это. Он слегка прикусил нижнюю губу, требуя от меня хоть какого-то ответа, но не получив, обвёл контур языком, отнял ладони и отстранился.
Евгений старался уловить хоть какую-то мою реакцию, но моё лицо окаменело. Ни взглядом, ни мускулом я не выдала переживаний. Будь я импульсивной или же свободной, то кричала, дралась и говорила гадости. Но я молчала и не отводила взгляда. Наконец, он потупился.
Я никогда не была ни с кем так близка, чтобы про меня кто-нибудь сказал: «Да, я хорошо её знал» или «Да, мы понимали друг друга с полуслова». За тридцать лет не нашлось никого, кто бы мало-мальски переживал о моей судьбе. Но, может быть, Евгений хотя бы будет обо мне помнить? Сохранит в памяти образ телохранителя-шамана и пронесёт его через всю жизнь? Пройдут года, и Евгений вспомнит обо мне невзначай, так, случайно, сидя у себя в гостиной и держа за руку жену. И поймёт мой поступок и, возможно, теплое чувство озарит лицо или же злая усмешка искривит губы.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Я разжала руки и медленно потянулась к его голове. Он настороженно следил. Давала ли я надежду? Нет, потому что дни мои были сочтены. Но я давала ему воспоминания. Я хотела, чтобы хоть кто-то помнил глупую Хитоми. Мои пальцы погрузились в волосы цвета серебра. Евгений напряженно замер. Он был очень красив, а волосы столь мягкие, отчего пальцы буквально тонули. И как я раньше не замечала? Хотя нет, замечала, но не придавала значения. Я улыбнулась от приятных ощущений и убрала руку, отступила.
— Тебя не казнят, я все улажу. — Он нежно погладил по щеке и сказал скорее для себя: — Хитоми-сан…
Дверь открылась, и вошел Самойлов.
— Прощайте, — сказала я и склонила голову.
Он ушел без слов.
— Я же говорил, — довольно произнес Самойлов и толкнул в спину на выход, — что ты уйдёшь. Живее, палач заждался.
Я проигнорировала. Психологической атакой меня не сломить. До Санкт-Петербурга меня сопровождал Самойлов и Сергей, остальные телохранители улетели с Евгением. До вертолета я шла под конвоем гимназистской охраны. Двое держали под руки.
— Ты как думаешь, что с ней сделают? — спросил один из них.
Я арестована, но не оглохла.
— Убьют, конечно же.
Глянув в его сторону, узнала в нем Олега, того самого, которого отчитала в столовой на второй день своего приезда. Не забыл.
— Ослабь хватку, все-таки, девушка… — неуверенно заметил первый.
— Забыл, что Самойлов приказал? Для нее нас прикончить, как вздохнуть.
— Абсолютно верно, мальчики, — сказала я, — поэтому меньше болтайте, подойдите к заданию Самойлова ответственно.
Меня затолкали в вертолет. Взлетели.
— Почему ты молчишь? — мысленно спросила я у Альберта. — Когда ты начал мне прислуживать, то не думал, что так все закончится, так… бесславно?
— Я горд, что служу тебе, — ответил куд после минутного молчания. — Тучи рассеются, и снова взойдет солнце.
Мои губы искривила горькая усмешка.
— Я отпускаю тебя.
Дух напрягся. Шаман может отпустить духа, и тот в состоянии уйти, если захочет. Если шаман отпускает духа, то теряет всю свою силу, становится уязвим. Шаман без силы бесполезен.
— Не смей терять веру! Мы не были пока у Демонова, посмотрим, что скажет он.
— Сейчас у меня есть шанс спасти тебя. Я отпускаю тебя.
— А я отказываюсь! — зарычал дух. — Мы разделим участь вместе.
Когда вертолет приземлился, стало понятно — вот он, конец. Питерский воздух ударил в лицо. Ветер заиграл с волосами. Моросил дождь. Меня забросили в машину, и та тронулась с места. Радом со мной сели Сергей и Самойлов, а на переднем месте расположился Бегунов. Мы ехали в особняк на Фонтанке.
— Как настроение?
Мне понадобилось время, чтобы понять, что вопрос Бегунова относился ко мне.
— Не доверяешь Самойлову и приехал проконтролировать?
Тишина в салоне сделалась почти ощутимой. Мы с Бегуновым занимали одинаковые должности: и он, и я были начальниками охраны.
— Мы знаем, на что ты способна, — ответил после раздумий шаман.
Я не думала бежать, бессмысленно спасаться от архонта. Пусть все закончится поскорее. Не будет никакой публичной казни или суда. Наверняка, Демонов прикажет от меня избавиться по приезду, а тело сожгут. Какой печальный конец!
Двери закрылись, отделив меня и Демонова от всего мира. После всего разговор был неизбежен. Но что мне сказать?
На его столе как всегда идеальный порядок — отсутствие ненужных папок, бумаг, посторонних вещей — только ноутбук да пара документов, которые он изучал с присущей ему строгостью.