Лех только горько усмехнулся.
– Никто не знает. Вроде растет, как все. Бегает, прыгает, на коне уже отлично держится, ножом потихоньку учится владеть… смеется и плачет, как любой ребенок. Не худеет, не слабеет и не бьется в припадках. Но раз в две-три недели словно подменяют его – просыпается ни свет ни заря, не узнает никого и начинает метаться по дому. Рычит и скалится, словно дикий зверь. Бьется, как рыба в неводе, кусается, кричит. И все порывается куда-то убежать – в лес, за околицу, подальше от людей. В последний раз насилу отыскали, когда он в реку сиганул и едва не утоп – у Истры течение большое, сильное, а Лука еще слишком мал…
Я нахмурилась.
– И давно это с ним?
– Да с год уже будет. Мы сперва думали, это он балуется так. Мальчишка… что с него взять? Мальцы как только не играют, а он у них охоту любит – страсть. Уже сейчас готов за зверем мчаться во весь опор, вместе с отцом всегда ездит, с собаками легко управляется, будто сам их растил и воспитывал… А ведь ему всего восемь. Но псы его почему-то слушают… и стали бояться, когда он изменился.
– С чего бы это? – удивилась я, невольно заинтересовавшись.
– Я тоже сначала не верил, – Лех устало прикрыл веки. – А потом своими глазами увидел, как здоровые кобели перед ним глаза опускают. Даже мой Клык поджимает хвост и пятится, а ведь я с ним и на медведя ходил, и на кабана… Крепкий пес, справный. Что случилось – не знаю. Лекари разводят руками, маги молчат. Отец с ног сбился, пытаясь найти лекарство, да все без толку. Одни говорили, мол, дух какой вселился. В храм сходили, к жрецам Двуединого, те несколько раз пытались изгнать – не помогло. Другие искали заразную болезнь, что от зверья человеку передается – тоже не нашли. Маги проверили племяша на проклятие, на сглаз и черный сговор, все пальцы ему искололи, заклятиями каким-то сыпали, порошки давали – нет толку, хоть ты волком вой. Как находят на мальчишку эти странные приступы, так будто в зверя он обращается. На мать рычит, от отца бежит, на собак волком смотрит, будто оборотень какой… а потом бежит. Так бежит, словно ему хвост подпалили…
– А сам Лука что говорит?
– Ничего. Не помнит он, что случается. Не знает ничего. Едва поймаешь его, как он сразу теряет разум – сперва бьется, как зверь, потом угомонится, а после всего его в сон клонит. Когда проснется – только удивляется, что вечер уже. И потом снова все идет как обычно.
Я озадаченно нахмурилась.
– Странно. Амулеты Двуединого пробовали давать?
– А то, – невесело усмехнулся воин. – Ходил обвешанный, словно игрушками. Да только нет с них прока – ни с амулетов, ни с цепей охранных, ни с чеснока, ни с трав целебных: как сбегал он из дому, так до сих пор и сбегает.
– Очень странно. На проклятие не похоже, иначе он зачах бы за год. Оборотни так долго не ломаются – им пары месяцев достаточно для обращения. К нежити это тоже отношения не имеет, потому как свои же собаки его и загрызли бы. И у людей таких болезней вроде нет…
– Откуда тебе знать? – хмыкнул Лех. – Ты что, врачевать умеешь?
– Просто мне как-то пришлось поработать у неплохого лекаря в помощницах. Давно. Он-то и понарассказывал всякого, что с людьми бывает. А другой мой друг неплохо в магии разбирался. Тоже кое-чему научил. Но я никогда от них не слышала ни о чем похожем.
– Вот и наши маги не знают, что думать.
– Так вы к местным, что ли, решили обратиться? – встрепенулась я. – Для того мальчишку в Кроголин тащите?
Лех быстро кивнул.
– Да. В Приграничье маги сильные – как боевые, так и целители. Говорят, лучше столичных разбираются во всяких непонятностях. И верховный там частенько обитает. Где ж еще ему быть, как не возле пустоши? Вдруг действительно поможет?
– Вдруг… – эхом повторила я, думая о своем. Хотела еще спросить о Зите, но не успела – невидимый Брегол зычно скомандовал короткий привал, и телеги, скрипнув осями, дружно остановились.
Глава 10
Противный дождик наконец-то перестал трепать мои нервы, но лучше от этого почти не стало – с каждого куста, с каждого дерева беспрестанно капало, так и норовя налить за шиворот по ведру воды. Кони и всадники вымокли по самые уши, пологи на повозках потяжелели и обвисли, колеса беспрестанно вязли на раскисшей дороге. Воздух стал отвратительно сырым и влажным, а дрова – безнадежно мокрыми и скользкими.
За неполный день лес успел основательно пропитаться влагой, трава предательски скользила под копытами, сапоги разъезжались по мутной грязи, кони устало мотали головами и шумно отфыркивались, а люди ругались сквозь зубы и с надеждой посматривали на хмурые небеса, ожидая хоть какого-то проблеска в нерадостном мареве низко висящих туч.
Бесполезно – солнце надолго скрылось из глаз. И хоть до ночи было еще далеко, отчего-то казалось, что вязкая серая мгла уже подступает со всех сторон.
Брегол мрачно оглядел выбивающихся из сил тяжеловозов, оценил вязкую кашу на дороге, кинул еще более неприветливый взгляд на небо и скрепя сердце скомандовал привал.
Караван, взобравшись на вершину ближайшего пригорка, немедленно встал, а мужчины начали привычно выставлять телеги вокруг будущего лагеря.
Я не стала дожидаться, пока возницы распрягут умаявшихся лошадей, а, выскользнув из-под мокрого полога, сноровисто огляделась.
Так, пригорок небольшой, вода тут долго не задерживается. До реки далековато, но где-то наверняка пробивается из земли холодный ключ, иначе купец остановился бы в другом месте. Вокруг – величественные сосны, в стороне виднеется след старого кострища, трава под ногами не такая сочная и длинная, как везде, так что тут наверняка не раз вставали лагерем до нас. Правда, давно это было, но это все же лучше, чем ничего.
Брегол распоряжался быстро, умело, спокойно. Возницам указал, где следует разместить лошадей, сам обошел все до единой телеги, придирчиво проверил оси и колеса, заглянул внутрь и на всякий случай велел укрыть драгоценный