— Да, — ответила она. — Нам было хорошо.
Внезапно она улыбнулась и притянула меня к себе на скамейку.
Через пять минут, когда мы уже забыли о своем похмелье, она оторвала свои губы от моих и сказала:
— Пойдем позавтракаем, — а еще через пять минут мы поднялись со скамейки.
В столовой мы выпили по чашке слабого кофе, однако она отказалась от омлета, бекона, сосисок и тостов, и мне пришлось браться за них одному. Под крышкой в серебряной кастрюле с подогревом томились почки, но я к ним даже не притронулся. Как я ни старался усвоить привычки англичан, все равно не разделял их любви к потрохам. Да и почки были не тем, чего мог желать человек с утра после изрядной выпивки накануне.
— Скоро появится Элан, — сказала Дайана, попросив горничную принести ей еще чашку кофе. — Он обычно просыпается в это время.
Я хотел расспросить ее об Элане, но не знал, как это сделать, не вызывая тень Пола. В конце концов задал несколько нейтральных вопросов о школе, и она сказала, что он любит учиться, и что у него полно друзей. Мы еще немного поговорили о мальчике. Заранее допуская, что возможны преувеличения, естественные для матери, я должен был признать, что более точно описать ее сына не сумел бы никто.
Под конец я все же задал главный вопрос. Просто не смог удержаться.
— С ним все в порядке, да?
В ее глазах вспыхнула и сразу же погасла молния ужасного воспоминания.
— Абсолютно, — холодно ответила она. И когда вернулась горничная, спросила меня: — Еще кофе?
Нас обоих охватили воспоминания о Поле, и я подумал, что будет уместно продолжить:
— Ты говоришь с ним о Поле? — спросил я, когда мою чашку наполнили снова.
— Мало. Совсем мало. Мне это ужасно трудно. Да и сам Элан никогда не проявляет интереса.
— Может быть, он видит, как это тебя расстраивает, и не осмеливается расспрашивать. Нет, забудь мои слова. Я не должен в это вмешиваться… Не собираешься ли ты в один прекрасный день приехать с ним в Америку?
Дайана искренне удивилась, как будто я сказал нечто совершенно из ряда вон выходящее.
— Зачем? — вопросом ответила она. — Другое дело, если бы у него были там любящие его американские родственники, которые могли бы оказать ему гостеприимство.
— И ты не хочешь показать ему дворец его отца на Уиллоу?
В глазах у нее появилось какое-то странное выражение. Теперь Пол словно был совсем рядом с нами, в этой вот комнате. Я почти видел, как он берет кусок тоста без масла, с содроганием отодвигая слабый кофе.
Наконец она проговорила:
— Корнелиус никогда не разделит банк с Эланом.
— Дорогая, — заметил я, — этот банк принадлежит не Корнелиусу.
Мы помолчали. На подоконник села какая-то птица, пронзительно засвистевшая свою мелодию. За окном уже не было видно дождевых струй, и сквозь тучи пробивалось солнце.
— Да, разумеется, — тихо отозвалась она, — было бы прекрасно знать, что на пути Элана не встанут препятствия, если он, что маловероятно, решит следовать по стопам отца.
— Все, что ему для этого когда-нибудь понадобится, это пересечь Атлантический океан и постучаться в мою дверь.
— А Корнелиус? — настаивала она на своем.
— О, к тому времени он уже будет далеко от банка на углу Уиллоу и Уолл-стрит. Он будет занят своими самолетами, и банковское дело отойдет для него в область воспоминаний.
Дайану восхитила эта мысль.
— Ты в этом уверен?
— Как ты думаешь, почему я оказался в Европе? Я намерен построить здесь основу такого могущества, которое через пять лет позволит мне пересечь Атлантику и одним щелчком вышвырнуть Корнелиуса из банка. У меня все рассчитано.
— Бог мой! — вздохнула Дайана. — Да ты его просто ненавидишь, как я погляжу! Что между вами произошло?
— Я расскажу тебе все, — отвечал я, но не сделал этого. Сказал лишь, что Корнелиус положил па чашу весов свою долю капитала в банке, угрожая забрать ее, если его требования не будут удовлетворены. — Деньги ударили ему в голову, — объяснил я ей. Этот молокосос обезумел от свалившихся на него денег и уверен, что они дают ему власть. Он считает, что продается весь мир, и ему при этом полагается пятьдесят процентов навара. Он…
— Он просто злодей из старой сказки! — рассмеялась Дайана, внезапно расслабившись. Глаза ее заискрились, похмелья как не бывало. Мне было приятно снова видеть ее в таком приподнятом настроении. — Я начинаю чувствовать к нему чуть ли не жалость. Неужели на всем свете нет никого, кто находил бы его привлекательным и достойным любви?
— Ну как же, у него есть мать и сестра. Полагаю, что они считают его очаровательным. И еще есть Сильвия… — я прикусил язык. Понял, что пора выдворить тень Пола из комнаты. — Что ты намерена делать с утра? — резко изменил я тему разговора, поднимаясь на ноги. — Может быть, снова походим под парусом?
На этот раз мы взяли с собой Элана. Утро было прекрасное. А потом мы сидели в доме Дайаны за традиционным английским воскресным ленчем и с, удовольствием расправлялись с хорошо прожаренным ростбифом, тонко нарезанные куски которого были поданы с вафлями, обжаренным картофелем и сочным йоркширским пудингом. Я чувствовал прямо-таки волчий аппетит, ел все подряд, что видел на столе, и после сладкого пирога отвалился на спинку кресла, как мешок с камнями.
Элан ушел с няней в деревню, к какому-то своему приятелю.
— Самое время немного размяться! — безжалостно проговорила Дайана и предложила прогуляться.
Однако на сей раз я отверг эту идею, и вся прогулка закончилась в ее спальне.
Лишь после того, как возвратившийся Элан уже был в постели, она снова завела речь о банке. Говорить о своей работе мне не хотелось. Инвестиционный банкир не самый интересный собеседник для женщины, и даже Кэролайн, проявлявшая такой глубокий пастырский интерес к моей карьере, принималась зевать каждый раз, когда я заговаривал с нею, скажем, о каком-нибудь слиянии компаний. Но Дайана заговорила о Хэле Биче-ре, которого хорошо знала, потом одна тема постепенно переходила в другую, и незаметно разговор пошел о процветавшей фирме «Ван Зэйл Партисипейшнз». Сначала я думал, что выказанный ею интерес был не больше чем жест вежливости, но скоро понял, что она серьезно интересовалась инвестиционными трестами. Она жила в мире бизнеса. Ежедневно читала «Файнэншнл таймс» и хорошо разбиралась в современной экономике. Впервые в жизни я имел дело с женщиной, которая не только с пониманием слушала все, что я говорил о своей работе, но и превращала разговор в активное обсуждение интересовавших ее вещей.