В конторе на втором этаже я встретил коммерческого директора, плотного, невысокого гомика с едким, как синильная кислота, языком и заведующего производством, руководившего и лабораторией. На попечении еще одного администратора находился склад и оборудование. Отделом рекламы ведала женщина. Это напомнило мне Мэдисон авеню, и я, откровенно говоря, подумал, что рекламу можно было бы поставить получше. Она была, по-моему, слишком многословна, но Дайана сказала, что английские женщины обожают всевозможные инструкции, сродни пухлым романам, содержащие колонки цифр, рассказывавших о продажах, и я отступил. Еще одна леди занималась кадрами. Это я одобрил, потому что все эти машинисточки сразу строят невинное материнское лицо, как только какой-нибудь грубиян из персонала ущипнет их за зад.
— А что делаешь здесь ты? — улыбаясь спросил я, когда обход был завершен и мы пили чай в кабинете Дайаны. — Кладешь ноги на свой письменный стол и принимаешься за вязанье?
Оказалось, что она действовала в точности так, как старший партнер в банке «Ван Зэйл». Тратила много времени на то, чтобы быть приятной людям, старалась умасливать тех, кто затевал волнения, и пыталась предотвращать кровопролития в комнате заседаний совета директоров. Ублажала именитых клиенток, желавших пожать ей руку, вела важные разговоры с банкирами и адвокатами, а порой и устраивала разносы бухгалтерам. Она сочиняла памятные записки, диктовала письма и пила чай. Ее единственное отличие от старшего партнера фирмы «Ван Зэйл» состояло в том, что она дважды в неделю спускалась в салон, чтобы сделать прическу.
— А с какими товарами работаешь ты? — спросила она со вздохом, когда я изложил ей свои впечатления. — Твои, наверное, гораздо интереснее моих! Я предпочла бы заниматься повседневно деньгами, а не косметикой — банковское дело просто завораживает!
Я был так тронут этим мечтательным энтузиазмом, что предложил в конце мая поехать вместе со мной в Париж. Я хотел оценить перспективы французского офиса фирмы «Ван Зэйл», а поскольку Дайана проявляла интерес к Парижу, намереваясь открыть там свой салон, я подумал, что мы могли бы соединить наилучшим образом приятное с полезным, дело с наслаждением.
Наша поездка в Париж состоялась. Вряд ли стоило удивляться, но в этой поездке я сделал открытие, что Дайана хорошая помощница мне. Я пересматривал возможности коммерческих банков и банков, кредитовавших сделки с недвижимостью, специализировавшихся на размещении промышленных акций во Франции и за границей. Дайана сделала один или два запроса по поводу помещения для фирмы «Дайана Слейд Косметике», но больше интересовалась знакомыми мне банкирами и моими потенциальными клиентами. Я тоже искал помещение под офис и тратил много времени на планирование множества сделок, которые предстояло провести, чтобы превратить французскую базу в рентабельную. Однако в основном я проводил встречи с людьми, и Дайана была просто козырной картой у меня в руках, поскольку она превосходно владела французским языком. Я говорил по-французски достаточно бегло, но это был «канадский» французский, который я освоил, несколько лет общаясь со своими клиентами в Монреале. Я прослушал курс и европейского французского языка, но быстро убедился в том, что парижское произношение и лексика сильно отличаются от моего французского. К счастью, Дайана выручала меня каждый раз, когда я испытывал трудности, и скоро я стал всюду брать ее с собой. Люди, с которыми мы встречались, были от нее в восторге. Она была всегда безупречно одета и безукоризненно причесана и всегда ненавязчиво разумна. Мы вместе с нею изучали положение «Банка де Пари и де Пэи-Ба» с капиталом в три миллиона франков, почти таким же резервным фондом и филиалами в Амстердаме, Брюсселе и Женеве.
Мне нравилось вкалывать в карту булавки, которыми мы отмечали интересовавшие нас в Европе места. Дайана говорила, что мне следовало быть генералом, и с течением времени мне и впрямь порой стало казаться, что я склоняюсь над полями будущих сражений, определяя развертывание своих войск. Мое внимание привлек также «Банк де л'Юнион Паризьен» и несколько других. Устав, в конце концов, втыкать булавки, я принялся за изучение экономической конъюнктуры. В предшествовавшем году франк стабилизировался, и национальная валюта вернулась к золотому обеспечению. Обменный курс составлял 25–50 франков за доллар, 124,21 за фунт стерлингов, а учетная ставка в Париже была такой же низкой, как и в любой европейской стране, кроме, разве, Швейцарии, и редко превышала примерно три с половиной процента.
Все это выглядело весьма многообещающим, и я с большим удовольствием надиктовывал длинные послания своим партнерам в Нью-Йорке, пока не решил, что мое усердие произвело на них достаточное впечатление, и взялся за трудную работу по оценке общей ситуации. Прежде чем приступить к созданию нашей базы во Франции, мне предстояло усовершенствовать свой французский язык. Нужно было также получше разобраться в процедурах банковского бизнеса в этой стране. Франция в этом отношении сильно отличалась от монолитной Америки, и, хотя в штатах к моим услугам было филадельфийское статистическое бюро с новым отделением в Балтиморе, я понимал, что разумнее будет до вторжения во Францию полностью завоевать Англию. Мне предстояло столкнуться с незнакомыми культурами, узко замкнутыми банковскими сообществами, с совершенно иной промышленной структурой. Я не должен был откусывать больше, чем мог прожевать.
Однако свои перспективы я оценивал по-прежнему оптимистически, хотя и понимал, что должен проявить терпение.
— Я понял, что смогу добиться здесь успеха, если сделаю все по-умному, — сказал я Дайане, когда мы плыли через Ламанш обратно в Англию.
— Разумеется, сможешь, дорогой мой! — с энтузиазмом ответила Дайана, и я подумал, как чудесно было бы делать каждый шаг по этому пути вместе с нею.
Она всегда поможет в общении с клиентурой, с умом поддержит любой деловой разговор, с пониманием отнесется к любым моим трудностям. Разумеется, старалась мне помочь и Кэролайн, но это было совсем не то. Хотя в Америке Кэролайн всегда была гостеприимной хозяйкой, мне было трудно представить, как ей удастся приспособиться к европейским стандартам. Я с тревогой думал о том, что англичане воспримут ее как классический образец американской женщины и в ужасе отшатнутся от нее, прикрывшись маской своих безупречных манер. Во время первого нашего пребывания в Европе Кэролайн пользовалась весьма умеренным успехом, а ведь тогда она была и моложе, и сдержаннее. У меня было неприятное ощущение, что теперь, став старше и болтливее, она будет скорее мешать, чем помогать мне в решающий период моей карьеры, и совершенно не представлял, как быть.