Гельмерсена во время его путешествия по Телецкому озеру сопровождал зайсан Кергейской волости, бывший среди телеутов известным камом[382]. Бурятские шаманы имеют некоторое отличие в головном уборе и прическе: у аларских бурят они носят на шапке шелковую кисть; прежде, по преданиям, шаманы носили косы, потом заменили их оселедцами, затем стали носить волосы несколько длиннее на темени; а теперь волосы у них совсем ровные[383]. Таким образом, везде в Сибири шаманы заняли особое место и успели приобрести значительное внешнее влияние, хотя весьма часто случается, что пороки и неумение или нежелание воспользоваться своими преимуществами ставят некоторых шаманов в изолированное бедственное положение; так, например, один якутский аюн последние годы своей жизни после смерти жены жил одиноко, всеми покинутый, вместе с дряхлой волшебной собакой[384].
Сами сибирские кудесники для поддержания своего влияния, с одной стороны, и их доверчивые запуганные соотечественники, с другой, употребляют различные средства и создают особые верования, чтобы окружить шаманское звание ореолом таинственности, святости, придать его обладателям сверхъестественное могущество.
Описанные выше шаманские обряды при посвящении и камлании достаточно возвеличивают кудесников, одержимых духами; кроме обстановки волшебных действий заклинателей этому господству над умами инородцев способствуют разные верования, связанные с особой шамана. Якуты убеждены, что каждый их аюн, даже слабый и ничтожный, имеет своего духа-покровителя эмэхэта и свой звериный образ иэ-кыла, ниспосланный свыше; это звериное воплощение шамана им тщательно скрывается от всех. «Моего иэ-кыла никому не найти, он лежит, скрытый далеко… там: в горах камнях Эджиганских», – говорил знаменитый шаман Тюсышот. Только один раз в год, когда растает последний снег и земля почернеет, иэ-кыла появляются там, где живут люди. Воплощенные в звериный образ души шаманов, видимые только главам таких же кудесников, рыщут везде. Сильные и слабые несутся одни с шумом и ревом, другие – тихонько и как бы украдкой. Часто они вступают в бой, который кончается болезнью или смертью того кудесника, чей иэ-кыла будет побежден. Иногда вступают в борьбу первоклассные шаманы и, сцепившись, лежат в продолжение нескольких месяцев и даже лет, не будучи в состоянии одолеть друг друга. Самые слабые и трусливые шаманы собачьи; они, подобно тем, которые имеют своим звериным образом волка или медведя, несчастны: собака не дает своему двойнику человеку покоя и грызет зубами его сердце, рвет его тело. Самые могущественные кудесники те, которые имеют иэ-кыла жеребца, лося, черного медведя, орла и громадного быка-пороза. Последние два называются чертовскими бойцами и воителями и доставляют великий почет своим обладателям[385].
Эмэхэт, особый дух, по большой части умерший шаман, изредка какое-нибудь второстепенное божество, всегда пребывает близ покровительствуемого им человека. Эмэхэт охотно является на его зов, помогает ему, заступается и дает советы. «Шаман видит и слышит только посредством своего эмэхэта, – заявлял якутский аюн Тюсыиютч. – Я вижу и слышу через три наслега, а есть такие, которые видят и слышат гораздо дальше», – прибавил он. Тунгусские шаманы рассказывают, что силу получают, только сблизившись с бесами. Кроме главного духа, по терминологии Гмелина, беса, существует в услужении у кудесника целая армия второстепенных; кто из шаманов имеет больше, тот сильнее. В одном пальце высшего беса больше могущества, чем во множестве мелких духов[386].
У юраков и остяков врачи-заклинатели обращаются с своими духами без всякого стеснения; они даже покупают друг у друга служебных духов. Продавец, получив условленную плату, заплетает на голове из своих волос несколько косичек и назначает срок, когда духи должны явиться к покупателю. Доказательством выполнения обязательства служит то, что духи начинают мучить своего нового обладателя; если они этого не делают, значит, купивший их шаман им не угоден[387]. В том же Туруханском крае самоеды верят, что каждый шаман имеет своего пороза, служебного духа. Пороз похож на оленя, и господин держит его на таинственном ремне и дает ему различные поручения. Если дух находит задачу, ему предназначенную, непосильной или опасной, то отказывается от ее исполнения. Со смертью пороза погибает и сам шаман; из этого вытекает сказание о борьбе враждующих кудесников, которые сначала посылают в бой своих духов. Когда шаман не полагается на силу слуги, то идет сражаться сам лично. Битвы заклинателей происходят ночью на высоких хребтах; во время этих жестоких побоищ огромные камни слетают с утесов и катятся в бездну. Кроме духов самоедские шаманы обладают еще и чудесным оружием, которым поражают издали врагов. Таким ударом стрелы, посланной другим шаманом, они объясняют внезапный припадок, его постигший[388].
Как у телеутов в Алтае, так и у бурят существуют сказания о необычайном могуществе камов и шаманов. Первый кам была женщина. Богдыхан, чтобы испытать действительность ее камства, велел в нее стрелять; женщина не только не была убита, но даже стала камлать сильнее прежнего. У этой женщины, по преданиям телеутов, родился ребенок, от которого и пошли последующие камы. По рассказам бурят Аларского ведомства, шаман Махунай был так могуществен, что садился в сани, и они сами катились без лошадей. Однажды иркутский начальник велел позвать всех шаманов и потребовал, чтобы они доказали истинность своей веры. Maхунай сказал, что он несгораем. Его посадили с бубном на камень, обложили и завалили соломой, которой собрали семьдесят возов, и зажгли этот костер. Когда солома сгорела, знаменитый шаман оказался невредимым; он встал и стряхнул с себя пепел. С тех пор иркутское начальство разрешило шаманам продолжать камлание[389].
Погребение шаманов и жизнь их в загробном мире показывают ясно, что этих избранников, отмеченных богами, не следует смешивать с остальными смертными. Бурятский заклинатель предсказывает свою смерть, определяет, от какой болезни умрет и за что подобное бедствие будет послано на него богами. После кончины кудесника старики-одноулусники обмывают его тело только водой, освященной вересом и богородской травой, потом надевают вниз халат, а сверху шубу; то и другое иногда из шелка. На шубу надевается оргой, род халата, у черного шамана синий и белый у белого. Шить эту священную одежду могут только мужчины, женщины же не смеют к ней прикасаться. Подле тела покойника кладут знаки его звания. Все время девять сыновей шамана, молодые буряты старше 25 лет, избранные из людей опытных и знакомых с обрядами, поют похоронную песнь; в ней описывается вся жизнь покойного и восхваляются его добродетели, песнь эту импровизирует запевала. На похороны съезжаются другие шаманы и его найжии, т. е. духовные дети, которых он лечил и которым давал амулеты. Все амулеты возвращаются умершему шаману. Кроме того, найжии привозят различные припасы, потребные для похорон.
Съехавшиеся шаманы объявляют волю покойного насчет места