— Так енто… — проговорил он и поднял взгляд на оживившееся лицо собеседника. — У тебя друг — маг?!
Кайлиэль вздохнул.
— А чем ты магу платить собрался, м?
Вот тут-то Асуня и опешил окончательно! Про плату-то он знал, да что за снятие проклятья платить придётся не подумал — так терзаниями занят был.
— Это что же? — в ужасе он поднял ладошки к лицу и хлопнул ими по щекам, как бабка Идалья делать любила, если гуси в корыто с бельём залезали, покуда она отворачивалась. — Это ж что такое-то? Это ж пропал я, получается! От етить-то меня Демоны, да што ж енто деется, боженьки светлыя! Быть мне бабою, как день ясен! О-хо-хо!
— О боги, ты что, опять плачешь?! — наморщил нос Кай и приложил костяшку пальца к губам.
— Да што мне уже, проклятому-то?! Да быть мне бабою, титьки мять свои до конца жизни-то, харчи готовить да в переднике ходить, горюшко!
Эльф убрал костяшку от губ и приложил ладонь ко лбу, закрывая глаза и опустив лицо. В тяжёлом вздохе слышалась усталость.
— Ох уж шутники, боги эти… — произнёс он достаточно громко, но Асуня его не слышал — рыдал. — Эй! — окликнул его Кай. — Эй, Суня или как там тебя? Давай, дружище, на поляне доплачешь, я окоченел уже тут с тобой стоять. Там сядешь да пострадаешь от души, а сейчас пошагали.
Асуня всхлипнул ещё пару раз, утёр нос рукавом рубахи, неуверенно улыбнулся и сказал:
— «Дружище»… Добро!
Кивнул и послушно потопал за развернувшимся эльфом.
Дуб
На перекрёсток с трактом они вышли через пару минут, Асуня даже досморкаться после слёз не успел. Светлый камень брусчатки белел, будто озеро в свете луны. Кай подхватил из кустов сумку с поклажей, взвалил на плечо, охнул, но поправил и направился на восток.
— Ты энтого? — спросил его Асуня. — Чаво кряхтишь-то?
— Пустяк, — отмахнулся друг. — Плечо болит сегодня — повредил.
— Так энто… — глуше сказал парень, — давай, что ль, я потащу, чаво разницы-то? Всё одно ж вместе идём, а я такие мешки по три таскал. Ну, когда мужиком-то был. Сейчас уж не ведаю, но один-то подыму, всё ж силушка из рук не ушла вся до конца-то.
Кайлиэль смерил его взглядом, а затем с сомнением, но всё же снял лямку и протянул ношу ему.
— Спасибо, — качнул он косами, а Асуня ухватил ремешок и перекинул себе через плечо, практически не почувствовав веса. — А довольный такой чего? — усмехнулся Кай.
— Так етого! Несу же ж! Гляди, не ушла ещё силушка, подзадержалась. Как думаешь, мож, я сильной бабой буду? Ну как баба Данья с хутора? Она порося с полменя ростом передвинуть от корыта до загона могла! О кака баба — огонь!
Эльф в который раз вскинул брови, но не ответил, а шёл, глядя слепым взглядом в центр дороги. Отчего-то Асуня смутился.
— Ты енто… Сам-то, вижу, тоже неказистай, небось, дразнили-то? Ты уж не грусти. Я, хоть и баба, да друзьями не чураюсь это самое, как Жорвель тот. Ты, вон, на помощь пришёл, хотя сам-то с тростиночку. С собой позвал, другом поименовал. Что бабой буду, не глумишься. Я, знаешь, как оно? Я вот не буду, как они-то, не. Я, коли другом назвал, то не предам уж. Так что не этыть, Кай. Не всем-то сильными быть да хоть как та же баба Данья. А так, глядишь, чего и сделаем, коли вместе-то.
Эльф вскинул брови ещё выше, притормозил, оглядываясь на спутника, а затем кивнул и уважительно поджал губы. Асуня чуть расправил плечи и зашагал дальше.
Поляна нашлась в четверти часа ходьбы от перекрёстка. Друзья сошли с тракта, пересекли пролесок по короткой тропе и расположились у кострища на двух стволах, что скамейками для путников служили.
— А энто как ить? — спросил Асуня, когда они набрали хворосту, и эльф принялся поджигать костёр кресалом. — Энто што ж получается-то? До Баталона уж завтра дойдём-то?
— Ну да, — кивнул друг и в очередной раз щёлкнул о кремень кресалом, да так неловко у него получалось, что ни искорки, ещё и выронил всё, что пришлось шарить по земле в поисках. — Тут на коне если, пару часов ехать всего, а ты думал-то?
— А я чаво-то всё считал, что далече… — протянул Асуня, присоединяясь к поискам. — Давай-ка я этыть, мне сподручнее, умею, — и он взял у эльфа найденный кремень и привычно принялся высекать огонь. — Мы, когда дитём я был, на телеге тудыть ездили, всегда по дня два добиралися.
— Так то на телеге, тьхе! — усмехнулся Кай, спокойнее расправив плечи и усаживаясь на бревно. — Видел я, как телеги тащатся, там уж неудивительно. Тут пешком-то идти вразвалочку день всего. Я сам в Гровеле ночевал, думал, уже к вечеру буду на месте, да вот… пошутили боги. Как обычно.
Эльф хмыкнул, а Асуня радостно охнул и принялся раздувать затрепетавший огонёк.
— Во-о-о-о, таперича согреемси скоренько, — довольно заключил он, когда язычки пламени устойчиво затрепетали, обнимая уже сучки потолще.
Кай потрошил сумку, доставая из неё одеяло и мешочек с припасами. Когда он протянул Асуне полкаравая с куском сыра, тот сначала смутился, а потом со вздохом принял.
— А я, энтыть, так ужо в горести-то энто самое, што и не скумекал-то с собой чаво взять. Ты, энтыть, Кай?
— Чего?
— Та коли проклятье-то снимем, в гости заходи, у нас харчей хватает. Бабка Идалья по всей деревне у нас пряха лучшая, ей несуть всего, так что употчуем, будь уверен!
Эльф усмехнулся и опустил взгляд на свой ужин.
— А я ж, энто, — начал с набитым ртом Асуня, оглядывая шелестящие посверкивающими в свете костра листьями кроны, — в городе-то и не бывал почти. А он тута рядышком! Наши-то ездють, да мне как-то не с руки. То козы, то хозяйство, то, энто… — он помрачнел, — с дружками-то… бывшими… ходил да гулял…
— А ты не думаешь, — аккуратно начал Кайлиэль, — что и к лучшему-то? Ну, я про друзей, с которыми только пить можно было. Говоришь же, что отвернулись